Военный мундир, мундир академический и ночная рубашка
Шрифт:
Местре Портела тихонько хихикал. Эвандро продолжал:
– Мне тут попалась изданная в США книга о гражданской войне в Испании… Так вот, во время битвы за Мадрид хрупкая женщина с распущенными волосами – ее звали Пасионария: это имя всё объясняет – не знаю точно, коммунистка или анархистка, – провозгласила лозунг, с которым республиканцы шли навстречу войскам фалангистов: «Они не пройдут!» Этот лозунг мне подходит. А ты волен поступать как знаешь! Можешь оставаться порядочным человеком, считать меня негодяем, говорить, что это я позвал «Линию Мажино»…
– Эвандро, опомнись!
– Мне нет дела, кто её придумал! Я её услышал от Жозе Ливио, и она мне понравилась! Впрочем, Ливио идиот… Неважно… Главное то, что я профессор гражданского права по специальности и демократ по убеждениям, а потому с солдафонами дела иметь не желаю! Я в армии никогда не служил – и вообще призыву не подлежу!
Глаза местре Афранио лукаво сверкнули:
– Не забудь, кум Эвандро, что ты можешь не только оставить чистый бюллетень, но и попросту воздержаться от голосования. – Он хлопнул друга по костлявому колену. – Маленькая партизанская диверсия никому не повредит…
– То есть?
– Я прирождённый партизан и поступаю в твое распоряжение. – Он на минуту задумался. – Сейчас самое главное – секретность. Враг ничего не должен заподозрить: пусть генерал считает себя уже избранным. Чем уверенней будет он себя чувствовать, тем больше глупостей натворит.
Машина затормозила у сада, окружавшего дом Эвандро. Аурелио вылез и распахнул перед академиком дверцу. Увидев их, Изабел закричала, зовя брата:
– Педро! Педро! Дедушка приехал! И дядя Афранио!
После смерти полковника внуки Эвандро ещё не виделись со старым другом семьи, крестным их отца, покойного Алваро. Изабел расцеловала стариков.
– Я говорила, я говорила, что все кончится хорошо.
– Ничего ещё не кончилось, красавица ты моя. Мы снова решили препоясать чресла.
Подбежавший Педро спросил:
– Что это значит?
– Позвольте представиться: этот старый упрямец Дон-Кихот, а я – его верный оруженосец Санчо Панса. Мы отправляемся в новый поход.
– А кто же Дульсинея? Кого вы будете защищать?
Старый Эвандро Нунес дос Сантос привлек внуков к себе – это они заставили его решиться на борьбу с нацистом Перейрой. Прокуренный голос дрогнул от волнения:
– Мы будем защищать ту же даму, что и рыцарь из Ла-Манчи: свободу!
Звезды зажглись над домом. Наступил вечер.
СЕКРЕТАРША УВОЛЕНА
Афранио послал Розе букет и записку, в которой извещал, что будет ждать её в кафе. И вот подъехал автомобиль. За рулем сидел шофер в форменном кепи и тужурке.
– Ты всё хорошеешь… – Афранио сумел удержаться от вопроса, кому принадлежит автомобиль. – Я решил освободить тебя от секретарских обязанностей.
– Я как узнала о смерти полковника, сразу подумала, что больше не понадоблюсь. Никогда ничьей смерти не радовалась, а Перейру не жалею. Я места не находила, когда думала о том, что этот гад будет расхваливать Бруно на все лады, поганить своим языком имя моего любимого…
– От полковника бог нас избавил, теперь надо избавиться от генерала.
– От генерала? Но ведь вы ему помогали! Для чего ж тогда вся
– У кого?
– У Франселино Алмейды: он хочет, чтобы я называла его Линдиньо.
Местре Портела рассказал Розе о случившихся с генералом превращениях, о том, как происходят выборы в Академию, о том, что можно воздержаться при голосовании или оставить бюллетень незаполненным.
– Так что же, я уволена? Это очень кстати. Линдиньо с ножом к горлу пристает ко мне, чтобы я выпила бокал шампанского у него дома. Про пощипывания и поглаживания я уж не говорю. Хорошо, у меня кожа смуглая и синяки незаметны. А то…
Местре Афранио оценил класс автомобиля, ожидавшего Розу: женщины, любившие Антонио Бруно, созданы, чтобы поражать и сбивать с толку. Тут он не выдержал:
– А то что?
Перехватив устремленный на дорогую машину взгляд академика, Роза улыбнулась:
– А то плохо бы мне было. Вы его знаете: это ваш приятель… – Она назвала имя богатого текстильного фабриканта, португальца по происхождению. – Он хочет открыть мне мастерскую на улице Розарио: буду хозяйкой.
– А куда денется его аргентинка?
– Она вернулась в Буэнос-Айрес. Когда мой португалец овдовел, она во что бы то ни стала хотела его окрутить. А он – ни в какую.
– Она хороша собой; спору нет, но голос её действует на меня, как касторка. Senora Delia Pilar, cantante de tangos [22] , – передразнил он аргентинский акцент. – Не слыхал певицы хуже.
– Моя бывшая хозяйка, мадам Пик, послала меня к ней примерить платья. Вот там я и познакомилась с моим нынешним… покровителем.
– Его можно только поздравить, что я и сделаю при встрече. Избавился от такой злыдни, а взамен сорвал самую прекрасную розу в Рио. Я и тебя поздравляю. Он человек добрый и порядочный.
22
Сеньора Делия Пилар, исполнительница танго (исп.).
– Знаю. Ему нужно только немножко нежности. Думаю, что нам будет хорошо вместе. На нежность и на уважение он вправе рассчитывать. – Её пухлые губы тронула легкая усмешка; в голосе послышалась горделивая печаль. – В моей жизни уже была любовь – теперь мне стоит только вспомнить о ней, и я счастлива… Итак, местре Портела, я могу считать себя свободной?
– Да. Я хочу лишь кое-что уточнить. Скажи, Франселино знает твой адрес? Как вы уславливаетесь о встрече? По телефону?
– Он думает, что я живу в пансионе при женском монастыре и к девяти вечера должна возвращаться туда. Приехала я из провинции – генерал опекает меня в память моего отца, который был у него ординарцем. Я много чего ему наврала: дала телефон моего ателье; мадам Пик в курсе дела, сказала, что всё это очень забавно, и вызвалась помогать. Линдиньо всегда звонит во время обеда и думает, что разговаривает с монахиней-француженкой. Он представляется как мой дядя. Обхохочешься. Для него я Беатрис, Биа. Милый старичок, только очень щиплется.