Воевода
Шрифт:
Я думал о превратностях судьбы: быть может, уже завтра боевые навыки яртаулу в сражении применить придется. Что ж, мы готовы!
Так в приготовлениях к выступлению летел День. Князь Ростовский поспевал везде, проверяя сбор войска.
Наступила тревожная ночь. Сон не шел. «Как там братья-славяне? Удержатся ли?» — пытался япредставить положение гарнизона в Опочке.
Вспомнился сон, как мы с матерью ветхий мост переходили. От чего она меня предостерегала?
Утром лагерь напоминал
Первой по дороге пошла сотня Матвея Снегиря из Великих Лук. Они местные, знают все пути-броды — кому как не им и вести войско. За их сотней — я со своими двумя десятками и знаменем, дальше уже — остальные сотни, общим числом шестьсот всадников.
Миновали мост через Ловать. Дорога шла вдоль реки и затем свернула в лес. Хорошо хоть подсохла после дождя. Шли резво, значительно опережая главные силы. В середине второго дня ко мне прискакал гонец.
— Лукские на разъезд ляхов наткнулись, всех их посекли. Сотник спрашивает — что делать?
— Только вперед!
Дорога шла по скошенному полю, и я дал сигнал покачиванием знамени влево и вправо, сдублировав его двумя взревами трубы — рассыпаться в лаву.
Псковская сотня стала уходить вправо и выстраиваться в линию, вяземские — влево. Остальные сотни — за ними. Мы начали понемногу разгоняться. В конном бою скорость — это все. Движущаяся масса сминает любого противника, если только он не засел в укреплениях, вроде «гуляй-поля».
Впереди раздались крики, звон оружия. Тут же примчался гонец — столкнулись с ляхами!
— Сколько их?
— Сотник сказал — около тысячи.
— Продолжать бой!
Посыльный ускакал.
Сотня Снегиря рубилась отчаянно, мы вступили в схватку тоже. Над полем раздавался звон оружия, конское ржание, русский мат и польская ругань. Движение вперед было остановлено встречным польским ударом. Да и немудрено — поляков вдвое больше, чем нас. К тому же кони у них сытые, застоявшиеся, а наши измотаны переходами.
Наступил момент, когда я должен был принять решение — посылать за подмогой или трубить отвод.
Я направил коня на небольшой холмик, оглядел поле брани. Ешкин кот! Куда ни кинь взгляд, одни поляки в своих шлемах. Надо послать ясаула — доложить воеводе Оболенскому о столкновении и трубить «отвод», иначе без толку полягут все.
Ясаулом послал Федьку-занозу, с наказом — найти князя и все ему рассказать. Бумаги писать было некогда.
Я выждал несколько минут и дал знак трубачу — «Отвод».
атака. Отвод — не беспорядочное бегство, и русские его применяли часто: врага заманить в ловушку — привести его под удар главных сил или под пушки.
Сотни отбивались от наседавших ляхов и отходили. Невдалеке
Я подскакал к сотне боярских детей.
— Вот что, сотник, мы постараемся ляхов у леса придержать. Дорога в лесу поворот делает, вот с этого поворота и уводи свою сотню в лес. Да затихаритесь там. Мы мимо пройдем, за нами — поляки. Развернуться для атаки им будет негде, лес помешает. Окажешься у них сзади. Как сигнал дам — ударишь им в тыл. Понял?
— Понял! — прокричал сотник.
— Выполняй!
Сотня вырвалась вперед и вытянулась на лесной дороге. Мы же у леса развернулись, организовав оборону. Сотня за сотней рысью втягивались на лесную дорогу. Обойти нас по лесу было нереально.
Я уходил с третьей сотней.
Едва вырвавшись через пару верст из леса, я скомандовал:
— Разворот!
Мы описали полукруг и остановились метрах в двухстах от леса.
— Лучники и пищальники! Товсь!
Лучники доставали из саадаков стрелы и накладывали их на тетивы, пищальники соскочили с коней, положили стволы пищалей и мушкетов поперек седел, проверили порох на полках.
Через пару минут с лесной дороги высыпали ляхи и стали разворачиваться в конную лаву. Пошли в атаку, выставив вперед коротенькие пики.
— Лучники, стрелять! — голос у меня был зычный, стояли сотни кучно, и меня услышали. Защелкали тетивы, полетели густо стрелы. Сотня из великолукских вся имела луки, у остальных — через одного. А пищалей и мушкетов, кроме моих двух десятков, набиралось не более полусотни. Не густо!
Стрелы находили свою цель, выбивая у ляхов воинов. Я выжидал.
Вот семьдесят метров осталось, пятьдесят… Сейчас, или будет поздно.
— Пищальники, огонь!
Громыхнул нестройный залп.
Не успел стихнуть грохот выстрелов и рассеяться пороховой дым, как я, привстав на стременах, прокричал:
— На конь! Сабли наголо! В атаку!
Мы ринулись вперед. Залп из пищалей и мушкетов произвел на противника ошеломляющий эффект. Падали кони, и люди, скачущие следом, натыкались на эти завалы и падали, в свою очередь, сами. Ни о какой организованной атаке уже не могло быть и речи.
Поляки это поняли и стали поворачивать коней, пытаясь уйти.
— Прапор, дай сигнал — обходить!
Василий качнул знаменем влево и вправо, но опытные сотники и сами сообразили — разбили строй посредине и стали обходить полуживой завал из раненых и убитых людей и лошадей.
А с поляками случился конфуз. Они попытались ворваться на лесную дорогу и образовали свалку. Мне это напомнило узкое бутылочное горлышко.
Мы напали с двух сторон. Полякам пришлось туго. У них не было скорости, и они были дезорганизованы. Мы окружили их, а вдобавок навстречу им на лесной дороге сотня из боярских детей выставила заслон. Издалека доносился шум боя, редкие пистолетные выстрелы.