Воевода
Шрифт:
— Боярин, давай спать, до утра уже немного осталось. А утро вечера мудренее, завтра чего- нибудь и решим.
Так я и сделал.
Едва проснувшись, мы оделись и спустились вниз.
Хозяин стоял за стойкой с распухшим носом и отекшей верхней губой. В трапезной было пусто. Довольно необычно: в это время народ завтракает поплотнее — и в путь.
— Чего у тебя так тихо, постояльцев не видно?
— Съехали все спозаранку, даже откушать не изволили.
— Что случилось?
— Так ночью стрелец бузил.
— Видели, знаем.
Хозяин оглянулся
— Так нечистая сила, не иначе, помогла. Стрелец-то об стену как шарахнулся, чуть дух не испустил. Все то диво видели. Вот и решили — нечистая сила, да и разъехались чуть свет, испугавшись ее.
— И стрелец?
— Да выпустил я его, — махнул рукой хозяин. — Он в подвале холодном посидел — живо очухался, еле назад по ступенькам выбрался, аж посинел. У меня в подвале лед чуть ли не до осени не тает.
— Что, и мужики из соседней с нами комнаты съехали?
— И они, — подтвердил хозяин.
— Твою мать! — огорчился я. — Называется — проследили. Ладно, хозяин. Давай-нито поесть, да поплотнее. Может, следующий раз покушать только вечером удастся.
— Сейчас, сейчас! — засуетился хозяин. — Глашка, ты чего телишься, гости есть хотят!
Глашка заполошенно заметалась, выставляя на стол горшочки с кашей, обильно заправленной мясом и луком, пряженцы на блюде, пиво.
— Э нет, пиво не надо, вина дай. От пива на морозе только замерзаешь, а вином немного согреешься.
— Хозяин, а ты не видел, в которую сторону соседи наши направились?
Хозяин огорченно развел руками:
— Нет, не видал. Как-то все сразу разъехались. Да и не мое дело смотреть, куда кто поехал.
— Верно, — вздохнул я.
Почему-то мне подумалось, что один из гостей — Иван — отправился в Москву. Иначе откуда бы он знал о «золотом обозе»? Наверняка он не из простых, скорее всего, в Казенном приказе кружится, возможно даже — мелкой сошкой, вроде писаря. Это только на первый взгляд кажется, что слуги да мелкие служилые люди мало знают. Умеющий слушать да наблюдательный может знать много. Наверняка идея — его. Узнав об обозе, он план захвата разработал, да друзей старых нашел, чтобы разбой осуществить. Не зря же он этого Серафима уговаривал.
А Серафим, скорее всего, в провинции живет, на пути следования обоза или просто недалеко. А где государева казна хранится? В Вологде или Белозере. И оба хранилища — на одной дороге, на торговом пути к Соловкам. Аккурат из первопрестольной через Дмитров, Ростов, Ярославль на Вологду, а далее — и Белозеро. Так что если они и направятся куда, то непременно в ту сторону. Только больной на голову засаду устроит рядом с Москвой. Нет, если и задумают они обоз перехватить, так подальше от первопрестольной, и, вероятнее всего — между Ярославлем и Вологдой. Там и городков-то нет, изредка деревни да постоялые дворы. Помощи обозу, в случае чего, ждать неоткуда, а в лесах местных армию укрыть можно, не то что разбойников. Единственное, что мешать будет — зима. В лесу без костра долго не усидишь, замерзнешь. Костры же разводить побоятся. Так что перед
Что делать? В Москву вернуться, к Федору Кучецкому? А если его на месте не окажется? К другому кому? Могут и не поверить. В Вологду ехать? Плещеев точно поверит и ополчение соберет. Да ратью мы разбойников только напугаем, разбегутся по лесам — ищи-свищи их. Знать бы место засады и самим ударить по банде.
Мои размышления прервал Федька.
— Боярин, ты чего сиднем сидишь, не кушаешь? Если ехать надо, то ешь, не на голодный ведь желудок по морозу скакать.
— Верно, Федор. Задумался.
— Я даже догадываюсь, о чем.
— Скажи, какой умный! И о чем же?
— Где и как разбойников перехватить.
— Тихо! Хозяину это слышать совсем ни к чему.
Федор наклонился ко мне.
— Мыслю — между Ярославлем и Вологдой нападут. Леса там глухие, да и стрельцы устанут — самое место!
— И я гак же думаю. Тогда давай есть — и в дорогу.
Есть пришлось в одиночку. Пока я раздумывал, Федька уже успел покончить с завтраком — просто мне мешать не хотел.
Вещей у нас почти не было, так что мы собрались быстро, а слуги вывели уже оседланных коней.
И погнали мы направо, по торговому пути. Считай, с разбойником Серафимом нам было пока по дороге. Хорошо бы за ним проследить, если, конечно, удастся догнать.
Ехали мы до вечера, так никого и не нагнав. Тракт был оживленный, саней и всадников много, но, как я не вглядывался, знакомого лица не увидел.
Периодически мы давали лошадям возможность отдохнуть, переходя с галопа на шаг или рысь.
За день удалось проехать не меньше пятидесяти верст. Вконец вымотанные зимней гонкой, мы остановились на ночевку на постоялом дворе, что так зазывно светил огоньком в ночи.
Мы плотно поужинали — ведь ели-то еще утром, часов десять назад.
Я подступил к хозяину с расспросами, описав Серафима.
— Ага, есть такой. Часом ранее появился. Как откушал, так из комнаты и не выходил.
Я сунул ему полушку — за молчание. Медная монета мгновенно исчезла в широкой ладони трактирщика. Уф, догнали! Теперь не упустить бы.
Я отсыпал Федору немного медных монет:
— Пойди на конюшню, дай прислуге. Как запрягать Серафим станет, так пусть они нас немедля известят.
— Сделаю, боярин.
Я прошел в отведенную нам комнату, разделся. Как только Федор вернулся и запер дверь, меня сморил сон.
Утром проснулись рано, не дождавшись известия от слуг. Умылись, плотно перекусили. Черт, чего Серафим не выходит? Долго ли нам в трапезной болтаться? Или он поджидает кого- то? Не подойдешь же, не спросишь. А может — взять его в плен да допросить с пристрастием? Сам ведь, по доброй воле, не скажет. А у нас, кроме подслушанного мною разговора, и улик никаких нет. Мало того что отопрется — скажет, что разговора не было, напраслину боярин возводит, так еще и в суд меня призовет за навет. Нет, задержание и допрос не годятся. Придется выжидать, хотя мне эта пассивность никогда не нравилась.