Воевода
Шрифт:
— Не кручинься, Дмитрий Михайлович!
От этих простых слов накопившаяся обида выплеснулась наружу. Не сдерживая злых слёз, Дмитрий Михайлович с прерывистым вздохом сказал:
— Уеду в Мугреево! Там дел для меня хватит. А может, в свой Спасо-Ефимьевский монастырь уйду, схиму приму.
Минин понимающе глядел на князя.
— Что говорить, обида великая. Уж будь моя воля, я бы этим Салтыковым... — помахал он огромным кулачищем.
— Да разве дело в этих молокососах?! — вздохнул князь.
— А на государя зла не держи. Сам знаешь, слабоволен он. И поэтому уезжать тебе никак нельзя отсюда: опять всё вкривь может пойти. Ты не об обиде своей думай, нечего душеньку свою растравливать. Думай о государстве нашем Российском, как его спасти и народ на ноги поставить. Твоя светлая голова умна, людям нужна, да и сабля твоя
...Ещё большему унижению подвергся другой герой ополчения — архимандрит Дионисий. Государь подумал возродить печатанье священных книг в Москве и поручил подготовить к печати церковный Требник Дионисию, хорошо знавшему книжное учение, грамматику и риторику. Рассматривая напечатанный прежде Требник, Дионисий нашёл в нём много ошибок, оказавшихся в старых рукописных экземплярах из-за невежества писцов. Исправления, внесённые Дионисием, вызвали возмущение некоторых монахов монастыря, и, тайно наущаемые келарем Палицыным, мечтавшим занять место настоятеля, они послали донос в Москву. Главным духовным сановником в это время был Крутицкий митрополит Иона, малограмотный и грубый человек. Он завидовал славе троицкого настоятеля и потому взял сторону столь же невежественных монахов и обвинил Дионисия в еретичестве. Поддержала Иону и мать царя, инокиня Марфа. Дионисия поставили на правёж на патриаршем дворе, всячески глумились над ним, плевали и кидались камнями, а затем засадили в Новоспасский монастырь на покаяние.
В Астрахани тем временем вспыхнуло восстание дворян против Заруцкого. Он вынужден был бежать вместе с Мариной и её сыном на Яик. Однако окружавшие его казаки предали некогда любимого атамана, и летом 1614 года он был доставлен в Москву. Расправа была короткою: Ивана Мартыновича посадили на кол, трёхлетнего «царевича» Ивана повесили рядом с предателем Фёдором Андроновым. Марину заточили в темницу, где она вскоре скончалась. Ходили слухи, что её уморили голодом. Но скорее сердце гордой полячки не выдержало боли отчаянья от краха её безумных надежд.
Об опальном Пожарском вспомнили в думе, когда нависла новая смертельная опасность: под Смоленском объявилась многотысячная банда Лисовского. Перепуганные бояре вынуждены были вспомнить о Пожарском.
Двадцать девятого июня 1615 года он выступил из Москвы, имея небольшой, менее тысячи человек, отряд, состоящий из служилых дворян, стрельцов и нескольких иностранных солдат. Прибыв в Боровск, он разослал по всей округе сборщиков с наказом приводить всех имеющихся служилых людей. В Белёве к его отряду примкнули казаки из войска Баловня, которого правительство хитростью заманило в Москву и казнило. Казаки хорошо знали порядочность и боевое искусство Пожарского ещё по ополчению, поэтому охотно влились в его войско. Пристали к князю уже под Волховом две тысячи татар.
Лисовский, хорошо помнивший урок, преподанный ему Пожарским ранее, узнав о его приближении, метнулся из Карачева к Орлу, где настиг его Пожарский.
Бой продолжался несколько часов, атаки русских следовали одна за другой. Были захвачены пленные, знамёна, литавры. Однако под вечер Лисовскому удалось найти слабое место в расположении войска Пожарского: не выдержала контратаки «лисовчиков» татарская конница, ударившаяся в бега. Три дня, не вступая в бой, стояли друг против друга войска Пожарского и Лисовского. Зная, что под знамёнами поляков воюет немало иностранных солдат, князь тайно направил в лагерь Лисовского для переговоров бывшего с ним шотландца Якова Шоу. Тот быстро нашёл общий язык с шотландцами и англичанами, и те стали переходить в лагерь Пожарского.
Лисовский, хоть и потрёпанный, вернулся в Литву, чтобы следующей весной вновь начать разбойничать в северских землях. Но, видно, пророчество Иринарха продолжало действовать: во время одной из атак Лисовский неловко упал с лошади и больше уже не встал. Однако его бандиты — «лисовчики» ещё много лет наводили ужас на всю Европу.
Тем временем дипломатическая игра, предпринятая по совету Пожарского, стала приносить первые плоды. В Москве вновь появился давний знакомец князя купец Джон Мерик, посвящённый королём Яковом в рыцари за деликатные услуги в области шпионажа. Именно его Яков назначил посредником в переговорах между шведами и русскими. Помощь эту англичане оказывали небезвозмездно: за это они требовали беспрепятственного проезда для английских купцов по русским рекам в Персию и Китай. Государь дал такое обещание, торопя
Переговоры эти начались зимой 1616 года в селе Дедерине. С русской стороны в них участвовали окольничий, князь Даниил Мезецкий и дворянин Алексей Зюзин, со шведской — Яков де Ла-Гарди и Генрих Горн. К этому времени шведский король Густав-Адольф, предприняв неудачную попытку захватить Псков, потерял одного из своих лучших полководцев Эверта Горна и вынужден был отступить. Неудачной оказалась и другая его попытка — склонить новгородцев войти в состав Шведского королевства.
Узнав, к своему удивлению, что новгородцы не желают добровольно стать подданными его короны, Густав-Адольф решился ограничиться завоёванными прибалтийскими землями, отрезающими Россию от моря.
Переговоры шли поначалу трудно, во взаимных упрёках. Русские с гневом отвергли предложение избрать на царство королевича Филиппа, а также заявили, что скорее лишатся жизни чем уступят хоть горсть земли. Шведы дважды пытались уехать с переговоров, но Джону Мерику удалось их отговорить. Наконец русские согласились уступить Корелу, а за остальные земли предложили выплатить выкуп в сумме ста тысяч рублей. Шведов это не устроило, но тем не менее решено было заключить перемирие с 22 февраля по 31 мая 1616 года. Переговоры возобновились лишь в конце года в селе Столбове, опять при посредничестве Мерика. Новгородцы умоляли русских послов договориться поскорее, ибо уже не было сил переносить оккупацию шведов, жестоко издевавшихся над жителями, требуя, чтобы те приняли шведское подданство. В конце концов русское правительство пошло на новые уступки. 27 февраля 1617 года был подписан договор о вечном мире, по которому шведы возвращали завоёванные города — Новгород, Порхов, Старую Руссу, Ладогу, Гдов и Сумерскую волость, а Россия уступала Швеции всё Прибалтийское побережье — Ивангород, Ям, Копорье, Орешек и Корелу с уездами, таким образом оказавшись отрезанной от Балтийского моря. Кроме того, царь обязался выплатить Густаву-Адольфу двадцать тысяч рублей. Шведы оставили Новгород 14 марта 1617 года. Долгожданный мир со Швецией был достигнут, но русские не спешили выполнить обещание, данное англичанам. После долгого обсуждения с торговыми людьми бояре сообщили Мерику, что по Волге ездить в Персию опасно, а в Китай вообще нельзя попасть, поскольку река Обь почти весь год скована льдом.
Пожарский не принимал непосредственного участия в этих переговорах. Новый Земский собор, избранный в 1616 году, бил челом князю как человеку, которому более всего доверяла вся земля, возглавить сбор «пятины», ибо только он мог установить порядок и прекратить казнокрадство. Помощниками его стали дьяк земского ополчения Семён Головин и трое монахов.
Его верного соратника Козьмы Минина в это время не было в Москве, он выполнял важное государственное поручение в Казани, где злоупотребления местных властей при сборе налогов были столь чудовищны, что там восстали татары и черемисы. Козьма Минин, как всегда, был скор и решителен, ему удалось быстро навести порядок, и он уже было отправился в Москву, как по дороге вдруг тяжко заболел и умер. Его прах покоится в каменной гробнице Спасо-Преображенского собора в Нижнем Новгороде. Сын Козьмы Захаровича Нефёд, служивший во дворце стряпчим с платьем, ненадолго пережил родителя. Дом Мининых в Нижнем Новгороде был взят в государскую казну.
А между тем надвигалась новая гроза. Двадцатидвухлетний королевич Владислав, решив теперь самостоятельно захватить царский престол, вторгся в пределы России. Его войска вели старые недруги русских — гетман Ходкевич и полковник Гонсевский. Узнав о приближении польского войска, московские воеводы, которые уже три года безуспешно толклись под Смоленском, поспешно отступили. Ходкевич беспрепятственно дошёл до Вязьмы.
К войску Ходкевича примкнула и банда Лисовского. Они двинулись в юго-западном направлении, в сторону Калуги. Перепуганные калужане отрядили в Москву выборных от всех чинов просить, чтобы государь послал им на защиту города не кого иного, как знаменитого полководца князя Пожарского. Калужанам, видевшим за годы Смутного времени многих полководцев, было хорошо ведомо, кто есть кто. Пожарский не чинился, хорошо зная, как быстро умеют передвигаться «лисовчики». Хотя он чувствовал себя неважно, уже на следующий день, 18 октября 1617 года воевода скакал к Калуге в сопровождении своей собственной дружины из двадцати всадников и двух сотен московских стрельцов.