Воеводы Ивана Грозного
Шрифт:
В середине XVI столетия переходы представителей русской служилой знати в Литву стали довольно часты. Тут было чего опасаться…
В первую опалу Михаил Иванович попал вместе с отцом, как раз по делу о перебежчиках Бельском и Ляцком. Летопись бесстрастно доносит историю большой трагедии: «Со службы… из Серпухова побежали князь Семен Федорович Бельской да окольничий Иван Васильевич сын Лятцкого с сыном. А советников их, брата князя Семенова князя Ивана Федоровича Бельского же да князя Ивана Михайловича Воротынского же и з детьми (а значит, и с юным Михаилом Воротынским. — Д.В.), велел поимати князь великий и мати его великая княгиня и, окова, за приставы посадити» [86] .
86
Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. М., 1978. Т. 34. С. 167–168.
Видимо, условия содержания под стражей оказались тяжелыми — через год Воротынского-старшего не стало. Для него это была вторая большая опала. Первая, относящаяся к 1522 г., продлилась три года и, надо полагать, подкосила его здоровье. Что ж, дети не отвечают за грехи отцов, но часто следуют дорогами, которые были когда-то избраны их родителями. Так вышло и в судьбе Михаила Ивановича.
В каком возрасте он попал под удар тяжкой правительственной длани? Точно сказать трудно. От ареста до первых служб его отделяет почти десятилетие. В 1534 г. его считают еще слишком молодым для того, чтобы играть самостоятельную политическую роль, но все же не столь маленьким, чтобы от него совсем не исходило угрозы правящему дому. Елена Глинская, прожив после смерти мужа, Василия III, пять лет, словно птица крыльями закрывала птенцов. Она всею огромной властью регентши била по малейшим врагам маленьких сыновей, оставшихся без отца. Она не щадила никого и в любом неповиновении могла усмотреть большую опасность для потомства. В будущем так же станет действовать Екатерина Медичи… Так вот, младенца Елена Глинская, быть может, еще пощадила бы, но юноша должен был отправиться в заключение вместе с отцом. Таким образом, Михаилу Ивановичу тогда было, всего вероятнее, где-то между пятнадцатью и восемнадцатью годами. Для московской старины пятнадцать лет — возраст очевидной взрослости, пора на службу, да и жену можно заводить… Возраст, когда человек еще юн, но уже может представлять угрозу. Стало быть, родился будущий «командарм» приблизительно между 1516 и 1519 гг.
Вместе с тем, по свидетельству кн. А. Курбского, князь Воротынский умер, несколько не достигнув шестидесятилетия.
То ли нескольких месяцев, то ли нескольких лет — по тексту понять невозможно. Это произошло в 1573 г. Следовательно, речь идет о 1516 г. рождения, плюс-минус год-другой.
Начало служебной деятельности вышло у Воротынского довольно дюжинным. Его карьера стартовала без особого блеска — с точки зрения военного искусства. Вплоть до взятия Казани в 1552 г. Михаил Иванович не проявлял выдающихся полководческих талантов. Иногда в нем виден честный служилец, иногда — нечто худшее и меньшее, нежели простой честный служилец. Правда, за долгие годы «работы» на южной направлении князь Воротынский набрал колоссальный боевом опыт, который впоследствии очень ему пригодится.
Знатность и богатство Михаила Ивановича с первых служб выдвигают его в высший эшелон армейской иерархии.
В августе 1542 г. он участвует с отрядом из Одоева в погоне за отступающими крымцами. Погоня заканчивается, как уже говорилось в предыдущей главе, боем на поле Куликовом, выигранном русскими.
В июне 1543 г. мы видим Михаила Ивановича в роли первого воеводы с отрядом у Белёва. Годом позже Воротынский служит в Калуге наместником, а заодно числится вторым воеводой в большом полку армии, вышедшей для «береговой службы».
Спустя полгода, в декабре 1544-го, князь, что называется, сплоховал. Впрочем, не он один. «Безвестно» к Белёву и Одоеву пришло большое войско крымцев во главе со
И следующее назначение князя Воротынского свидетельствует о том, что его постарались вразумить. Он «годует» на воеводстве в далеком и опасном Васильсурске. Должность явно не по нему, уровнем ниже. Что же, впредь — наука, когда надо проявлять быстроту и расторопность…
В 1547–1550 гг. Михаил Иванович принял участие в двух больших царских походах против Казани, возглавляя отдельные полки. В ту пору он не снискал ни большой славы, ни большого позора. Просто теперь он хорошо знал не только крымское, но и казанское направление.
С весны 1550 г. князь Воротынский поставлен в наместники на Костроме. Несколько месяцев спустя в этой должности он участвует в отражении крымских татар. Весну 1551-го воевода встречает в своем Одоеве. А осенью сторожит ногайцев на Рязани.
Любопытно, что к началу 1550-х относится получение Воротынским высокого звания «слуги» государева, — на всю Россию таких было лишь несколько человек среди служилых князей. Но это звание он мог получить после нескольких лет военной службы, главным образом по знатности и богатству. На его положение в системе чисто армейских чинов оно не повлияло.
Настоящую большую славу принесет Воротынскому Казань. До нее князь выглядит как один из множества русских воевод, ничем не прославившихся и мало известных даже современникам.
О «Казанском взятии» в этой книге рассказывалось уже дважды: в главах, посвященных князьям Мстиславскому и Микулинскому. Повторять все ранее сказанное нет причин. Имеет смысл рассказать лишь о том, что связано с участием Михаила Ивановича в казанской эпопее.
Прежде всего, когда огромная русская армия двинулась к Казани, крымский хан Девлет-Гирей нанес отвлекающий удар. Под Тулой явилась орда из семи тысяч конников под командой одного из крымских «царевичей». Возможно, целью этого удара был срыв большой экспедиции под Казань.
Семитысячный отряд прошелся под Тулой «скорым изгоном», разведал обстановку и вызвал отвод из состава главных сил Ивана IV некоторых частей под командой пятерых опытных воевод. Одним из них был князь Воротынский.
Рейд крымцев ввел в заблуждение и русское командование, и самого Девлет-Гирея. 21 июня тульский воевода князь Григорий Иванович Темкин-Ростовский отправил гонца: отражаем малые силы неприятеля. В ответ пошли на помощь Туле те самые отряды пяти воевод. Подумав, Иван IV на всякий случай остановил государев полк — ядро всей армии — и развернул его на оборонительной позиции в районе Каширы. Татары же, вернувшись из рейда, доложили Девлет-Гирею: у Тулы и далее, на север, сколько-нибудь крупных сил у русских нет. 22 июня у стен города появился сам крымский хан с артиллерией и в сопровождении отряда турецких янычар. Вот это уже было очень опасно. Разворот государева полка в подобной ситуации оказался весьма уместен.
Маленький гарнизон Тулы героически отбил первый приступ, а население погасило пожары, начавшиеся от вражеской пушечной стрельбы. Однако те, кто заперся в Туле, знали: от главных сил Девлет-Гирея им не отбиться. Новый штурм мог оказаться для защитников города последним. Оставалось молить Бога о быстром приходе подмоги…
Но как только на горизонте появились облака пыли от русских отрядов, шедших на помощь Туле, крымцы отступили. Они уже знали, что армия Ивана IV задержалась и могла в любой момент обрушиться на них всей массой. За три часа до подхода передовых сил русских воевод Девлет-Гирей покинул позиции у города. Князь Темкин-Ростовский, совершив вылазку, нанес татарам серьезный урон. Он захватил несколько пушек с боеприпасами, перебил множество крымцев, в том числе ханского шурина Камбирдея.