Воин поневоле
Шрифт:
Уолли объяснил, в чем тут дело, но даже жреца удивило его сочувствие к обыкновенным узникам.
– И что же вы будете делать, светлейший? – спросил он.
– Не знаю, – признался Уолли. – Сидеть тихо и ждать, пока заживут ноги. Теперь уже поздно искать сторонников. Если бы я и знал, кто из них честные люди, все равно, они, возможно, уже связаны клятвой крови и должны об этом молчать. Из-за этой чертовой клятвы я не могу ничего сделать.
– Ага! – воскликнул Хонакура. – Значит, вам придется взять себе в помощники не воинов. У вас должно быть шесть человек. –
Кубки были серебряные, а не хрустальные, на серебряном блюде горкой лежали аппетитные пирожные.
– Шесть? Но почему? – спросил Уолли.
– Семь – священное число, – ответил Хонакура и, поймав взгляд Уолли, нахмурился. – Бог ведь сказал, чтобы вы мне доверяли? Так доверяйте – всего вас должно быть семеро.
– Я, Нанджи, Джа и ребенок – считать ребенка? А рабыню? – Верования не нуждаются в логике.
Старик откинулся назад в своей плетеной клетке и несколько секунд разглядывал поднимавшийся над ним прозрачный полог ветвей.
– Обычно рабов не принимают в расчет, но сейчас, я думаю, можно. Да, можно. Значит, сейчас вас четверо.
Он отогнал мух и протянул Уолли тарелку. Тот вежливо отказался.
– Как дела у вашего подопечного? – спросил жрец. – Вы проверили, как он владеет мечом?
– С мечом он не прошел бы и через пустой двор! – Уолли вежливо отхлебывал вино, по вкусу слегка напоминающее дизельное топливо. – То, что с ним случилось, совершенно сбивает меня с толку, и я бы хотел услышать ваш совет, вы знаете людей.
Уолли не упоминал о своем предположении, о том, что Нанджи парализовало какое-то неприятное событие, он только попытался объяснить идею мозговой блокировки, как ее понимают на Земле. Правда, находить подходящие слова ему удавалось с трудом.
– Я не знаю, как называется такое явление, но мне встречалось нечто подобное, – Хонакура кивнул. – Когда-то у меня был подопечный, который точно так же не мог запомнить некоторые сутры. Он был совсем не глуп, но иногда казался совершенным тупицей.
– У меня то же самое! И вы нашли выход?
– О да. Я его порол.
Уолли вспомнил место для порок и вздрогнул.
– Ни за что! Так нельзя воспитать воина!
– А как ваша рабыня, светлейший? Она прилежно выполняет свои обязанности?
Всем телом ощущая пронизывающий взгляд жреца, Уолли мягко улыбнулся.
– Ей нужна практика, и я займусь этим лично.
Все равно что пытаться провести жирную антилопу через клетку со львами. Жрец задумчиво посмотрел на него, а потом сказал:
– Она всего лишь рабыня, светлейший.
Уолли не собирался обсуждать свою половую жизнь, но сейчас что-то его задело.
– Я хочу сделать из нее друга!
– Из рабыни? Да, боги нашли настоящего честолюбца. – Некоторое время Хонакура сидел с закрытыми глазами, а потом улыбнулся. – Вы никогда не задумывались, светлейший, о том, что и эта рабыня и этот молодой воин даны вам в качестве испытания?
Уолли не задумывался, и сейчас эта мысль очень не понравилась ему.
– Купив рабыню, я уже нарушил свои принципы, – сказал он. – Если это устроил бог, то ему удалось меня обмануть. Но Нанджи я пороть не буду! Никогда, никогда!
Хонакура кашлянул.
– Может быть, вы не совсем правильно понимаете свою задачу. А если боги хотят проверить, не безжалостны ли вы? Или – достаточно ли терпеливы? – Он совершенно запутал собеседника и был этим очень доволен.
Уолли перевел разговор на другое: у него имелось еще столько вопросов к старику.
– Расскажите мне о родовых знаках, священный. Недавно я узнал, что у меня их нет.
– Я это заметил, – жрец улыбнулся. – Это очень странно, я такого никогда не встречал. На правом веке ставится знак отца, на левом – матери. Если бы вы не были воином, люди бы стали задавать вам вопросы.
Он улыбнулся и замолчал, дав Уолли время собраться с мыслями.
– А у Шонсу в тот, первый день?
– Тогда у вас были родовые знаки, – ответил жрец. – Я не помню, какие именно, но если бы их не было вовсе, я бы заметил это.
– А ведь я должен найти брата! Наверное, бог убрал их специально?
– Вероятно, так, – любезно кивнул Хонакура.
Некоторое время Уолли молчал, размышляя о всех своих затруднениях и неизбежно возвращаясь мыслями к Тарру.
– Бог предупреждал, что мне придется научиться быть безжалостным, – сказал он. – Мне надо было его убить.
Так поступил бы Шонсу, а возможно, и вообще любой воин седьмого ранга.
– Значит, вы допустили ошибку, – заметил Хонакура. – И создали себе дополнительные трудности. – Нельзя было сказать, что он очень встревожен, но с другой стороны – о чем беспокоиться старику: ведь не его кровь прольется на песок. – Но от некоторых трудностей, светлейший, вы все же избавились.
– Что вы имеете в виду?
– Вы опасались разбойников, – жрец стал считать на пальцах, – неверных воинов и самого Тарру. Вынужден заметить, что следовало бы прибавить и жрецов – некоторые из моих коллег уверены, что меч Богини, если это в самом деле Ее меч, должен принадлежать храму. Но если этим всем займется достопочтенный Тарру, то он не станет связываться ни с разбойниками, ни со жрецами. А воины – среди них он как дома.
Это правда. Пусть нечестивцы загрызут друг друга. Только это, к сожалению, скорее всего, произойдет уже после смерти Уолли.
– Я полагаю, – сказал Уолли задумчиво, – что Богиня в конце концов найдет нового и более подходящего правителя для своего храма?
– Непременно, светлейший, рано или поздно.
Еще один Седьмой? Если будет рядом он, то с его помощью Уолли всю охрану разделает на котлеты…
– Рано или поздно, – повторил он.
– Да, рано или поздно, – отозвался Хонакура. – Возможно, конечно, что мы ошибаемся, но если вас, светлейший, и в самом деле испытывают, то не следует ожидать, что он появится прежде… прежде, чем вы сами не решите все свои проблемы.