Воин, продавший меч
Шрифт:
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
Дождь лил, не переставая. Тяжёлые капли настукивали по тентам киосков, по плечам прохожих, по мокрой мостовой.
Хатамури обычно равнодушно относился к переменчивым свойствам островного климата. Стоило подуть ветру с севера – он приносил грозы и шторма, стоило ему изменить своё направление – и на Хокайдо наступала жара. Солнце жарило с неба раскалённым железом, а затем падало за горы в считанные минуты.
Хатамури давно уже было всё равно. Он был готов к зною и холоду, ветру и штилю. И никак не ожидал, что этот небольшой дождик заставит разныться
Хатамури поёжился и глубже запахнулся в плащ. Шум людской толпы и слякоть начинали его раздражать. Он машинально поймал за плечо посыльного, несущегося мимо, и развернул лицом к себе.
– Стой, приятель.
Мальчишка замер на месте. Всем телом он старался отпрянуть от Хатамури подальше, и ронин видел, что стоит ему только убрать руку, как посыльный рванёт прочь со всех ног.
– Я ищу женщину, - постарался сказать Хатамури как можно мягче. Мальчишка бросил затравленный взгляд в сторону, где светила красными фонарями Ёсивара. – Нет, не такую. Её зовут Тимора.
Мальчишка пискнул, очертил перед собой охранительный знак, и, рванувшись изо всех сил, освободился из рук Хатамури. Через секунду воин видел лишь босые пятки, мелькавшие в толпе.
Хатамури положил руку на больное плечо, инстинктивно пытаясь защитить его от пронизывающего холода, и перевёл взгляд в сторону Ёсивары.
– И то выход, - пробормотал он и неторопливо побрёл туда, где в свете факелов белела вывеска – «Зрелая вишня».
***
Когда порог «Зрелой вишни» пересёк мужчина, или, возможно, уже старик, согнутый пополам и скособоченный на правый бок, Тамаго, хозяин борделя, против воли осенил себя защитным знаком. Лицо посетителя было изрезано шрамами так, что Тамаго с трудом мог разглядеть нос и губы, зато глаза, лишённые ресниц, блестели, как воды священного озера под луной. Радужка их выцвела, и теперь была почти прозрачной, но взгляд оставался цепким и жестоким. Волосы его, против обычая не собранные в тёмаги, а свободно разбросанные по плечам, были черны как смоль, и только это не давало Тамаго назвать его стариком.
Незнакомец опустился на пол напротив Тамаго и поклонился. Для своего телосложения он оказался необычайно ловок.
Тамаго поклонился в ответ и спросил:
– Чего желает господин?
Он от всей души надеялся, что господин желает выпить чашку саке и уйти прочь, но прекрасно понимал, что в «Зрелую Вишню» приходят не за этим.
Тамаго оглянулся на дверь, ведущую во внутренние покои – девичьи силуэты свисали вдоль косяка как гроздья винограда, и на всех без исключения лицах был написан страх.
– Я ищу женщину, - сказал тем временем гость.
Тамаго уныло вздохнул и снова покосился на дверь – девушки уже исчезли.
– Её зовут Тимора.
Тамаго вздрогнул. Он и сам не заметил, как висевший на шее амулет оказался у его рта, а губы сомкнулись на холодной поверхности. Он посмотрел на лицо гостя. Прочитать на нём что-либо казалось невозможным, но голос звучал неимоверно устало.
– У нас такой нет, - сказал Тамаго осторожно.
– Да, конечно… - согласился гость, - я и не рассчитывал. Но мне нужно где-то переночевать до завтра и… - он непроизвольно потянулся к левому плечу, - возможно, у вас есть массажист. Деньги у меня есть, - добавил он, заметив неуверенность на лице хозяина чайной.
С секунду Тамаго колебался, потом кивнул и встал:
– Ждите меня здесь, - сказал он, и скрылся за дверью во внутренние покои.
***
Оказавшись в полумраке женской половины, он некоторое время вглядывался в девочек, притаившихся вдоль стен. Кажется, даже самые опытные из них старались стать невидимыми.
– Йорико, - позвал он. Девочка отклеилась от стены, но лишь для того, чтобы с громким всхлипом упасть к ногами Тамаго.
Тамаго поморщился, он не любил таких сцен:
– Ну же, Йорико, это только работа.
Девушка продолжала дрожать, сжимая его колени, и громко всхлипывать.
Тамаго вздохнул и снова обвёл взглядом зал.
– У посетителя есть деньги, – сказал он. – Кто согласится пойти к нему – может отдать мне только половину обычного процента. Я же не могу просто отказать посетителю.
В комнатах по-прежнему царила тишина.
На лице Тамаго промелькнула тень гнева, он отбросил прочь плачущую Йорико и собрался заговорить по-другому, когда одна из девушек, Хикару, поднялась и заговорила:
– Ты боишься за честь заведения, господин. Позволь, я помогу тебе. Но всё, что принесёт сюда незнакомец, пусть достанется мне. И каждый будет доволен.
Тамаго поморщился.
– Хорошо, - сказал он, - готовься и выходи.
Хикару поклонилась, и, в поклоне, пятясь, исчезла за дверью.
***
– Пройдёмте со мной.
Хатамури поднял голову и увидел перед собой мальчика слугу.
Он поднялся и послушно двинулся вслед за ним. Вопреки ожиданиям, в тепле плечо разнылось ещё сильнее. Он подумал, что, должно быть, подхватил простуду, потому как перед глазами стоял навязчивый туман. Это всё было некстати, и он уже проклинал тот миг, когда решился ехать в Эдо, подчиняясь короткому и бессмысленному, но полному мольбы письму чародейки.
Вслед за мальчиком Хатамури преодолел хитросплетенье коридоров и опустился на циновку в небольшой комнатке, погружённой в полумрак.
Лёжа на циновке ронин думал о том, как хочет спать, и как глупо было прийти сюда, в чайную, когда вот уже одиннадцать лет единственное чего он мог желать от женщин – что бы те не смотрели с презрением на его изуродованное лицо. Тимора ничем не отличалась от других – кроме, разве что, ума. Расставаясь с ним, она не сказала ему ни слова укора, она лишь пошла дальше своей дорогой. Он всегда считал, что из всех из них она единственная никогда не упустит своего – в войне или в мире, Тимора всегда была на вершине. И он любил её такую – сильную и безжалостную. Он изо всех сил пытался разглядеть в её аметистовых глазах трещинку, слабость, человечность, и ушёл, так и не узнав – была ли она, эта трещинка.
А теперь Тимора прислала с голубями письмо, где было всего три слова: «Ты нужен мне». Три коротких слова, но с этими словами будто взорвался изнутри весь его привычный мир. Три слова он читал раз за разом в своей памяти, не глядя на бумагу, впитавшую чернила. То он видел в этих словах боль и одиночество, то требовательный приказ избалованной госпожи. То готов был нестись к написавшей эти строки, загоняя коней и срывая паруса, то полз едва-едва, чувствуя, что нужен не он, а что-то, что проще всего ей было получить от него – верность, силу, острый клинок.