Воин света
Шрифт:
— Так! — на ходу кричит капитан. — Ну-ка, рядовой, сюда военный билет!
Ага, щас, твою дивизию…
9. Удар по всему Комсомолу
— Нет, товарищ капитан, — мотаю я головой. — Военный билет я вам не отдам. Он мне как память дорог.
— Отставить, разговорчики! — гневно выдаёт он, переводя дух после бега. — Кто такой? Почему в гражданке? Военный билет сюда!
Вот сука Зевакин, ну блин, зла не хватает. Вроде бы просто назойливая муха, но заставляет выхватить «Кольт» и палить
— Игорь Алексеич, — весело восклицаю я, подмигиваю, прищёлкиваю языком и весело провожу большим пальцем по горлу.
А он, стоя на приличном расстоянии, кивает и, вытянув руку, жестом Ульянова-Ленина показывает на патруль, мол, ты разберись сначала со своими проблемами, отсиди на «губе», получи дюлей по месту службы, а потом и рыпайся, сынок.
Очень хорошо понимаю смысл, вложенный им в этот революционный жест. А вот он, похоже, нихрена не понимает. Заигрался совсем. Но ничего, мы ведь плоть от плоти народа своего, а это значит что? Медленно запрягаем, да потом несёмся быстро. Ты, Зевакин, ещё панночке позавидуешь, на которой Хома Брут скакал…
— Так, военный билет сюда! — раздражённо требует кэп.
— А с чего вы вообще взяли, что он у меня должен быть? — пожимаю я плечами. — Может, я человек сугубо гражданский?
— Тогда паспорт давай! — требует мент.
— Нет с собой, — усмехаюсь я.
— Тогда пройдём для выяснения, — не сдаётся он.
— Ну ладно, вижу, от вас вообще не отделаться, да? Держите, не порвите только.
Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза красную книжицу с гербом и красивой золотистой надписью, сложенной исключительно из заглавных букв. На ней написано «КГБ СССР».
Уломал-таки товарища председателя выдать мне охранную грамоту. Получается, что обрёл свободу в обмен на независимость. Свободу вот от этих держиморд, в обмен на зависимость от руководство чеки. Но, как говорится, из двух плохих решений нужно выбирать, что придётся.
Я протягиваю капитану удостоверение, он пялится в него, несколько раз сверяет фото, крутит корки в руках, снова читает, что там написано и снова смотрит на меня. Когнитивный диссонанс? Понимаю, такое без бутылки не осмыслить.
На первой странице наклеена моя фоточка в гражданке. На уголок фотографии заходит синяя круглая печать. Рядом щит, герб и крупная красная надпись «КГБ СССР». Срок действия до августа восемьдесят третьего, два года, то есть.
На соседней странице надпись расшифрована. Ну, если капитан не сообразит. Комитет государственной безопасности СССР. Удостоверение номер…
Далее следует прописью: рядовой Брагин Егор Андреевич.
Рядовой, Карл, рядовой!
Ниже напечатано: состоит в должности. Поле заполнено красивым каллиграфическим почерком: действующем резерве КГБ СССР.
Ниже типографским методом напечатано: Владельцу удостоверения разрешается хранение и ношение огнестрельного оружия. Ну, это стандартно для всех удостоверений, как я понимаю. На самом деле, ствол мне никто выделять не собирается.
В общем, дайте мне окончательную бумажку, потребовал профессор Преображенский, и кардинал Ришелье выдал практически индульгенцию: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства»…
Оба силовых офицера пытаются оценить ситуацию, с которой, надо полагать, в жизни своей ещё не сталкивались ни разу. Неприкасаемый рядовой с пистолетом. Ну, это, конечно, Юрий Владимирович пошутил, а говорят, у него чувства юмора нет. Есть, и ещё какое. Впрочем, он наверное и не предполагал, что в первый же день практически мне эти корочки пригодятся. А увольнительная, я смотрю и не нужна даже.
В общем, мент берёт под козырёк и моментально потеряв ко мне интерес, уходит дальше. Армейский какое-то время ещё пытается бороться с собой, но борьбу проигрывает вчистую и, вернув документ, отступает назад.
— А военный билет-то где?
— При себе, товарищ капитан. Но это мой документ, так что вам я его передать никак не могу. Так и запишите. А ещё пометьте, что чинили препятствия работе сотруднику госбезопасности.
— В резерве, — бросает он.
Вот же настырный.
— Это значит, я работаю под прикрытием, а вы прямо сейчас пытаетесь меня рассекретить. Глядите, офицер, сами на «губу» пойдёте, чтобы не сказать чего серьёзнее.
В итоге он решает со мной не связываться и убирается восвояси в сопровождении солдат срочной службы. Зевакин, видя, что труды его не увенчались успехом успевает ретироваться, прежде, чем я оказываюсь настолько свободным, чтобы заняться им.
Чем это может для него закончиться, он уже знает. Знает, но в этот раз ошибается. Поскольку я теперь человек высоко сознательный и дисциплинированный, просто открываю перед Наташкой дверь, а сам обхожу машину.
Мне, конечно, интересно узнать, как именно он пронюхал о моей военной жизни, хотя, честно говоря, тут и пронюхивать не нужно, это уже знают все… В общем, ладно, кончать будем с этими мерзавцами.
Ужинать к Горбачёвым мы едем на дачу. У них хорошо. Свежий воздух, лес, где-то там за деревьями речка или озеро. Спокойно и ненапряжно. Птички поют, дымком тянет. Одним словом, умиротворение. Впрочем, особо умиротворяться мне не стоит, поскольку позвали нас сюда далеко не только для того, чтобы кормить шашлыком и арбузом.
Здесь скромно, но со вкусом. Супруга у Горби чопорная, похожая на британскую королеву из приключенческих книжек. Наверное, ей самой эта роль очень нравится. Впрочем, особенно это не напрягает. А на контрасте с моей собственной королевой, вся её чопорность превращается в безвкусную и нелепую игру.
Ужин, тем не менее, проходит во вполне непринуждённой обстановке. Мы сидим на веранде, янтарные лучи заходящего солнца пробиваются сквозь прогалы в лесу.
— Ну, и как тебе служба? — мягко спрашивает Горби.