Воин света
Шрифт:
Тех, кто остаётся, охватывает гнев и ужас. Многие из увезённых уже никогда не вернутся, потому что признают себя ворами, а многие отрекутся и, может быть, ценой позора купят себе свободу. Жестоко, жёстко, негуманно.
Что пялишься, дура, я ведь не голый!
Я не к тебе, я не бабник, не вор!
Я террорист! Я Иван Помидоров!
Хватит трепаться, наш козырь — террор!
Если до этого на мои руки
Тра-та-та- та! Та-та!
Тра-та-та- та! Та-та!
А в Тбилиси прямо в этот момент, синхронно с нашим «Танго» происходят исторические события, которые либо сделают профессию вора презренной, либо возвысят до небес. Зураб Гагринский сейчас там, Давид, Георгий и Мамука, его новые псы — тоже. Даже Уголёк с Лесовичком и Цвет находятся в столице Грузинской ССР.
Они помогут Зурабу удержать ситуацию под контролем, проведут собрание акционеров, умиротворят или укротят несогласных из младшего состава. Но, как бы хорошо ни была продумана операция, чтобы понять, какие плоды она принесёт, нужно заглянуть в будущее. А этого пока никто из нас не умеет. Даже я.
Сможет ли Зураб усмирить тех, кто останется цел, я не знаю. Наверняка начнёт со временем тянуть одеяло на себя, перестанет подчиняться, если вообще будет. Ну, посмотрим, в конце концов, это царство Цвета, вот пусть Цвет и царствует, а будет царствовать плохо, пошлём его на пенсию и поставим другого царя. А там глядишь, и Андропов созреет с антикриминальным законодательством.
Впрочем, в один момент проблему не решить, нужно ввести негативное отношение к преступности в генетический код. А для этого потребуется время, а если власть не будет на стороне народа, ничего и не выйдет… В общем, поживём — увидим.
Из подъезда выводят двоих ассасинов в наручниках и запихивают в микроавтобус. Мне они не нужны, пусть «контора» разбирается. Ещё трое заперлись в будке и не желают выходить наружу. Что же, понять можно, ничего хорошего снаружи их не ждёт, но сочувствия с нашей стороны точно не будет.
В конце концов их выкуривают. Выбивают окно, закидывают туда что-то очень едкое, и бедолаги выползают сами, в слезах и соплях. На этом всё заканчивается.
Я иду домой и звоню Наташке. Она уже ждёт.
— Ну, как? — с тревогой в голосе спрашивает она.
— Всё закончили. Жертв и разрушений нет. А ты как?
— Нормально. Мурашкиным звонил?
— Нет, — отвечаю я немного помолчав. — Тебе сначала решил позвонить.
— Позвони им, а потом снова мне, ладно?
— Ладно, — соглашаюсь я и нажимаю ладонью на рычаг.
Блин… Ладно… Подношу палец к диску и долго держу трубку не решаясь набрать номер. Длинный гудок превращается в короткие и прерывистые. Снова жму на рычаг и решительно набираю восьмёрку, а потом и
Никто не отвечает… Ну, и где они могут быть? Даже боюсь подумать. Пробую дозвониться ещё несколько раз, но результат не меняется. Как бы ничего не ясно, но, если бы там, у Мурашкиных ничего не изменилось в результате сегодняшней спецоперации, то маленькая Наташка, я полагаю, захотела бы выйти на связь…
Я перезваниваю своей Наталье и договариваюсь встретить её завтра в аэропорту, а потом заваливаюсь спать.
В течение двух дней я пытаюсь дозвониться до Мурашкиных с тем же самым результатом, наконец, обращаюсь к Злобину с просьбой их поискать. Надо было сразу…
— Кого ты там разыскиваешь? — спрашивает Скачков, заходя ко мне в кабинет.
— Да, знакомых в Минске. На свадьбе были с девочкой маленькой, помните?
— А-а, — кивает он, — вроде помню. Может быть…
Он прилетел из Тбилиси только сегодня, и мы толком ещё не поговорили. Да, особо и не поговорим, потому что я вместе с Кири-Кири должен ассистировать боссу завтра на политбюро. Высокая честь, однако. Ну, хоть дедулю, может увижу. В общем, мне нужно ехать в «контору», готовиться.
— Присаживайтесь, Виталий Тимурович, — предлагаю я. — Сделать кофейку?
— Не, — машет он головой, — нездоровое это дело. Искусственный стимулятор.
— Понятно, — хмыкаю я. — Так что там Грузия-то? Понравилось вам?
Результаты мне, естественно, известны, но подробности — не все.
— Нормально, — кивает он. — Люди хорошие, еда вкусная. Ворья только много… Было…
Мы усмехаемся.
— А теперь?
— Не знаю, это не по моей части, — пожимает он плечами. — Зачистили территорию толково, чётко и эффективно, а как уж новые разберутся, не знаю.
— Шухер сильный был?
— Был, конечно, — кивает он. — Паника. Лаврушники эти сначала ломиться начали, как тараканы, когда свет врубишь. Со всех щелей полезли. Многие разбежались из республики, значит будут возвращаться. И как там Цвет твой будет решать, не знаю. С Зурабом.
— Как вам Зураб?
— Да кто его знает? С виду они все солидные да мудрые. Узнаешь скоро. Узнаете их по делам их.
— Ага, — киваю я.
— Ну, а так, головку змея срезали подчистую. Ох, и много там этих «законников» было. Мы всех вожаков в один момент подкосили, вжик и нету. Это правильный ход был. А уж недопёсков разных Зураб под ружьё призвал. Были, конечно, кто против него бучу поднял, но в целом, народ понял, порядки теперь новые будут.
Звонит телефон.
— Извините, — говорю я и снимаю трубку. — Алло.
— Егор, это Гурко. Можем переговорить?
— Здравствуйте, Марк Борисович. Можем, конечно.
— Я подъехать хочу. Как раз в ГлавПУР собираюсь, заодно и к тебе бы заскочил.
— Отлично, просто супер. Только я через час у товарища председателя обязан быть. Я могу максимум минут на десять опоздать, но если хоть на минуту больше, будет расстрел.
— Понял тебя. Значит, сначала к тебе зайду. Буду минут через пятнадцать.