Воин света
Шрифт:
Я выглядываю из двери. Щёлоков, приглашённый на заседание, сидит бледный, как приведение. Челюсти сжаты, желваки гуляют.
— Подобная ситуация, — продолжает Андропов, — создаёт опасный прецедент и затрагивает безопасность всего государства.
Он ещё минут десять накручивает словесную лапшу вокруг факта криминальных разборок, имевших место пару дней назад и о бездействии республиканских властей. А потом переходит к следующему пункту своего плана.
— Считаю также, — продолжает он, — что нелегальный оборот наркотических веществ, вызванный ростом криминала
И в таком духе ещё минут десять.
— В свете всего сказанного, считаю совершенно недопустимым вмешательство партийных руководителей, не связанных служебными обязанностями с правоохранительной системой и системой государственной безопасности, в работу МВД, КГБ и прокуратуры. В последнее время появились случаи, когда высокий пост и высокое доверие партии и народа, приводит некоторых наших товарищей к мыслям о вседозволенности и к желанию поиграть в доморощенных пинкертонов.
Не знаю, чьей поддержкой он заручился, наверное, Громыко, Устинова, Пельше и Суслова, который всегда держит нос по ветру. Вероятно, после этого и Леонид Ильич дал добро, проверив кулуарно какие настроения у товарищей. Но без предварительной подковёрной проработки он бы не стал сейчас такие резкие слова говорить.
— Так, буквально несколько дней назад подобное давление на генерального прокурора и на руководителя МВД едва не привело к срыву операции по поимке банды преступников, проводящих сделку с практически промышленной партией наркотиков. И это прямо в Москве, не на территории Афганистана, а вот здесь, товарищи, у нас в самом сердце. Считаю, мы должны принять немедленные, жёсткие и бескомпромиссные меры для изменения сложившейся ситуации, в том числе и законодательные.
— Ну что же, — вступает Суслов, когда Андропов заканчивает. — Товарищи, докладная записка председателя КГБ на имя генерального секретаря ЦК лежит перед вами.
Суслов сегодня ведёт заседание политбюро. Я снова выглядываю и вижу, как он холодно окидывает всех взглядом.
— Если вопросов к товарищу Андропову нет, — продолжает он. — Предлагаю перейти к вопросам к приглашённым на это внеочередное заседание товарищам Рекункову, Щёлокову и Шеварнадзе.
Имя Черненко он не называет. Но тут и так всё понятно. Тот сидит неподвижный, как каменный сфинкс. Спокойный и сосредоточенный. В прения не вступает и вообще ничего не говорит. И именно потому, что всем всё и так понятно, вопросов к Андропову, типа, кто же такие эти зловредные товарищи, не возникает.
В результате дискуссии министр внутренних дел Щёлоков и генпрокурор Рекунков получают взыскания, а Шеварнадзе вылетает из первых секретарей и из кандидатов в члены политбюро. А ещё выясняется, что к нему накопилось немало вопросов у товарища Пельше, председателя комиссии партийного контроля. Но эти вопросы решено оставить на потом.
Леонид Ильич почти ничего не говорит, только смотрит на всех со строгостью арбитра. Впрочем, Шеварнадзе он всё-таки говорит пару слов, отчего тот окончательно
В заключительной части заседания слово предоставляется секретарю ЦК КПСС, начальнику общего отдела товарищу Черненко Константину Устиновичу. И он коротко, сухо и без сантиментов просит пойти ему навстречу.
— Учитывая ухудшение состояния здоровья, прошу освободить меня от всех занимаемых должностей.
Точка. Товарищи навстречу идут и безо всяких проволочек тут же на месте голосуют за счастливую старость и персональную пенсию с сохранением льгот. Брежнев, мне кажется, смотрит с завистью, но ему этот путь не светит. Впрочем, если Юрий Владимирович быстро наберёт жирку, Ильича можно будет отпустить. Глядишь, и поживёт подольше. Я ему этого желаю.
Секретарём ЦК назначают моего шефа. Назначают, проголосовав единогласно, тем более, что товарищ Романов не смог приехать по причине «внезапных» и очень своевременных беспорядков, учинённых диссидентами, поддерживающими право Польши на выбор собственного пути. Товарищ Щербицкий не желает покидать Украину, товарища Медунова никто не звал на это заседание, а Гришин в этот раз даже и не брался во внимание.
После заседания мы с Кири-Кири подходим к Андропову. Бросаю взгляд на Черненко, но тот меня в упор не замечает. Андропов делает несколько распоряжений по текущим делам.
Кири-Кири выглядит немного растерянным, не понимая ближайших трудовых перспектив. Но я, вероятно, буду часто теперь бывать на Старой площади. Хотя это зависит от того, кто станет новым председателем КГБ и от того, захочет ли Андропов продолжать выслушивать мои «бунтарские» мысли. А то зашлёт куда-нибудь на дальнюю заставу, чтоб служба мёдом не казалась. Я усмехаюсь.
Брежнев, поймав мой взгляд, медленно поднимает руку и делает знак подойти.
— Везде… э-э-э… Брагин, — тихонько скрежещет он, отвечая на моё приветствие.
Лицо остаётся серьёзным, но в глазах проскакивают озорные огоньки.
— Мне э-э-э… Андро… пов сказал, что ты помогал с э-э-э…этим де… лом… Может э-э-э… тебя надо было на место Кости?
— Рано мне, я же ещё в армии служу, — улыбаюсь я.
— Шучу… Приезжай э-э-э… завтра. Юра э-э-э… кино привёз. Новый вестерн. Посмотрим…
Вечером дома я нахожу не только Наташку, но и её тятю.
— Привет, дядя Гена! — улыбаюсь я.
— Ты чего так долго меня вытащить не мог? — щурится он. — Силушку подрастерял? У меня там баба на сносях, а я в казематах сижу.
— Ну, теперь зато к тебе и близко никто не подойдёт, — отвечаю я с улыбкой. — Твоё имя сам Леонид Ильич знает. Слава земная нашла героя.
— Ну ладно тогда, — меняет гнев на милость Рыбкин. — Пусть меня тогда начальником ГУВД ставит.
— Поставит, — уверенно обещаю я. — Вот Щёлоков получит ещё пару выговоров и тебя на его место будем рекомендовать.
— Вот, то-то, — подмигивает Гена. — Это мы могём. Министр из меня, что надо. Только дорогой коньяк пить буду.
— Ну, давайте, к столу, — приглашает Наташка. — У меня всё готово, только тебя ждали.