Воины бури
Шрифт:
— А Сигтрюгр? — спросил я.
— А что Сигтрюгр?
— Он любит нагружать команду?
— Нет, — ответил Орвар, — он лучший из братьев.
Ответ меня удивил, не потому что я плохо думал о Сигтрюгре, а потому что Орвар служил Рагналлу, и принесенная клятва предполагала другой ответ.
— Лучший из братьев? — переспросил я.
— Люди его любят, — заявил Орвар, — и всегда любили. Он щедр. Рагналл жесток, а Сигтрюгр щедр. Ты должен это знать, ведь он женат на твоей дочери!
— Он мне нравится, — сказал я, — и похоже, что и тебе тоже.
—
— У тебя был выбор?
Он покачал головой.
— Так приказал их отец. Некоторые присягнули Рагналлу, некоторые — Сигтрюгру. Думаю, ярл Ивар решил, что они мирно разделят земли, но стоило ему умереть, как они набросились друг на друга, — Орвар посмотрел на плывущие тела. — И вот я здесь, — он глядел, как я разбираю захваченное оружие, взвешивая в руке мечи один за другим. — Так теперь ты меня убьешь? — спросил он.
— У тебя есть идея получше? — спросил я с сарказмом.
— Либо меня убьешь ты, либо ирландцы, — мрачно произнес Орвар.
— Я считал вас союзниками.
— Союзники! — презрительно фыркнул он. — Они согласились напасть на форт со стороны суши, а мы с берега, но сволочи так и не явились. Я потерял двадцать три человека! Проклятые ирландцы заявили, что получили дурное предзнаменование, — он сплюнул. — А я не верю, что они вообще когда-либо собирались атаковать! Просто солгали.
— Так они не станут атаковать из-за проклятья моей дочери? — поинтересовался я.
— Она их напугала, это точно, но я всё же думаю, что они просто хотели, чтобы мы дрались, а они бы добили выживших. И тогда отвели бы твою дочь к... — он не закончил фразу. — Мы сражаемся, — мрачно произнес он, — а победа досталась бы им. Глупцами их не назовешь.
Я поднял взгляд на белые облачка, спокойно плывущие по чистому голубому небу. Солнце заливало сверкающие зеленые поля. Я понимал, почему люди так стремятся завладеть этой землей, но знал Финана достаточно долго, чтобы удостовериться, что здесь не так-то легко осесть.
— Не понимаю, — сказал я Орвару. — Тебе нравится Сигтрюгр, ты не доверяешь союзникам, так почему бы тебе просто не заключить с ним мир? Почему не присоединиться к Сигтрюгру?
Орвар глядел на воду, но теперь оторвал от нее взгляд и посмотрел на меня.
— Потому что Рагналл взял мою жену в заложницы.
При этих словах я поморщился.
— И детей, — продолжал Орвар. — Взял мою жену и детей, а вместе с ними и жену Бьярка.
— Бьярка?
— Бьярка Нельсона, — объяснил он, — кормчего на Нидхёгге, — он мотнул головой на север, и я понял, что Нидхёгг, должно быть, это второй корабль, преградивший путь Сигтрюгру, этот кивок сообщил, что корабль где-то на севере залива. Если Хрёсвельг — это орел, восседающий на вершине древа жизни, то Нидхёгг — змей, что обвивает его корни, злобное создание, грызущее тела обесчещенных воинов. Странное имя для корабля, но вселяющее страх во врагов, подумал я. Орвар нахмурился. — Думаю, ты и его хочешь захватить?
— Конечно.
— И не можешь рисковать, чтобы кто-нибудь из нас криком предупредил
Я отобрал среди захваченного оружия лучший меч. С длинным клинком, изящной резной рукоятью из кости и крестовиной в форме топоров. Я взвесил его в руке, он мне понравился.
— Это твой?
— А до меня принадлежал моему отцу, — ответил он, не сводя глаз с клинка.
— Так скажи мне, что ты должен был сделать, чтобы вернуть семью обратно?
— Отдать Рагналлу твою дочь, конечно же. Что же еще?
Я развернул меч, протягивая рукоять Орвару.
— Тогда почему бы так и не поступить? — спросил я.
Он уставился на меня.
И я объяснил.
Я нуждался в воинах. Нуждался в армии. Этельфлед годами отказывалась пересекать границу Нортумбрии, за исключением набегов для наказания датчан и норвежцев, угоняющих скот и рабов из Мерсии. Подобная месть могла быть жестокой, но оставалась всего лишь набегами, а не вторжением. Она хотела сначала обезопасить Мерсию, построить вдоль северной границы цепь бургов, но отказывалась захватывать земли в Нортумбрии, подчиняясь тем самым просьбе брата.
Эдуард Уэссекский доказал, что он достаточно неплохой король. Конечно, не ровня отцу. Ему не хватало яркого ума Альфреда, его целеустремленной решимости уберечь как саксов, так и христианство от северян-язычников, но Эдуард продолжал дело отца.
Он повёл армию западных саксов в Восточную Англию, где отвоевывал земли и строил бурги. Земли под властью Уэссекса медленно расширялись на север, и саксы селились на ранее принадлежавших датским ярлам землях. Альфред мечтал о едином королевстве, королевстве саксов-христиан под властью христианского короля-сакса, королевстве, говорящем на языке саксов.
Альфред называл себя королем всех, кто говорит по-английски, что не совсем то же самое, что быть королем Инглаланда, но эта мечта, мечта о единой стране, медленно сбывалась.
Но чтобы мечта сбылась полностью, нужно было подчинить норвежцев и датчан в Нортумбрии, а именно на это Этельфлед и не решалась. Она боялась не риска, а недовольства своего брата и церкви. Уэссекс гораздо богаче истерзанной войной Мерсии. Серебро западных саксов подпитывало войска Этельфлед, золото западных саксов наполняло мерсийские церкви, и Эдуард не хотел, чтобы сестру сочли более могущественным правителем, чем его самого.
Если Нортумбрия и будет завоевана, то армию поведёт Эдуард, он и прославится, поэтому он запретил сестре вторгаться в Нортумбрию без него, а Этельфлед, зная, как она зависит от золота брата, и не желая его обидеть, довольствовалась тем, что вернула земли северной Мерсии.
«Придёт время, — любила она говорить, — когда объединенные армии Мерсии и Уэссекса триумфальным маршем пройдут до шотландской границы, и когда это произойдет, появится новая страна, не Уэссекс, не Мерсия, не Восточная Англия, не Нортумбрия, а Инглаланд».