Воины преисподней
Шрифт:
Зато и эффект был потрясающий! Правда, ему с трудом удалось уговорить Димитрия вести войско вперёд через необычайно густой туман, окутавший всё вокруг. Димитрий боялся, что они забредут невесть куда и вообще не верил, что оставшееся до Володимира расстояние можно покрыть за один день вместо четырёх. Но неожиданно для себя и главное – для осадивших город мазовшан, русичи справились с этим. И едва в Успенском соборе зазвонили колокола, а володимирцы бросились открывать ворота, чтобы вступить в бой, приведенные Димитрием воины ударили по врагу с тыла.
Когда Карсидар под покровом ночи «перепрыгнул» в обложенную врагами
Когда войско ринулось в атаку, Карсидар мчал впереди всех, не оглядываясь назад. Это было ни к чему. Он и так знал, что все сейчас несутся за ним, неуязвимые для стрел и дротиков. Вот за спиной зазвенели мечи, раздались глухие удары оружия о щиты, крики радости и крики боли и отчаяния. Закипела битва.
Но происходившее сзади уже не заботило Карсидара. Зажатые между войском Димитрия и сводной дружиной володимирцев, мазовшане долго не продержатся. Главное сейчас – те хайлэй-абир, которые подходят с запада. Слава Богу, Карсидар успел как раз вовремя. Ещё бы день промедления, и столица княжества могла погибнуть, а там… Кто знает, что было бы дальше. Ведь впереди ненавистных хайлэй-абир скакал на белоснежном коне тот самый гигант, который пригрезился ему в раскалённой пустыне. Правда, сейчас забрало его шлема опущено, лица не видно, но чутьё подсказывало Карсидару: это он.. Точно, он! Разрушитель, разоритель, похититель!
Карсидар затрясся было от ненависти, но тотчас взял себя в руки. Старое доброе правило мастеров гласило: в битве побеждает более хладнокровный. Карсидар поспешил обуздать свои чувства и восстановил в мыслях образ голубого камешка, который он потерял под влиянием приступа ненависти к хайлэй-абир. Вслед за тем возникло искушение немедленно напустить на противника голубой туман. Но рано ещё выдавать себя, слишком рано!
Карсидар вызвал туман лишь после того, как за спиной хайаль-абира разгорелось нечто вроде алого сияния. Рой голубых блёсток упёрся в ореол предводителя – и Карсидар с радостью почувствовал, как посланная им струя мерцающего тумана пробила окутавшую врага кровавую пелену. Тут же он ощутил ужас и смятение предводителя, а также полное непонимание того, что происходит. Главный хайаль-абир никак не мог взять в толк, откуда среди русичей взялся колдун.
«Ага, не ожидал встретить меня!» – возликовал Карсидар и пришпорил Желму. Казалось, татарская кобыла распласталась по воздуху и летит, не касаясь копытами земли.
Всадники стремительно сближались. Видимо, не надеясь более на разорванный туманом багровый ореол, хайаль-абир протянул за спину руку, и скакавший позади него слуга подал господину длинное тяжёлое копьё. Карсидар смело мог применить хайен-эрец, поскольку струя посланного им тумана по-прежнему доставала до противника и не давала сомкнуться багровому ореолу. Но если хайаль-абир решил оставить колдовство и прибегнуть к обычному оружию, ответить ему следовало тем же. Карсидар вытянул вперёд левую руку, прицелился. После скверного приключения на переправе он решил больше никогда не расставаться со старым добрым рукавным арбалетом…
Тяжёлая стрела вырвалась из рукава, с жужжанием понеслась по голубому «коридору»
Пальцы хайаль-абира разжались, он выронил копьё, откинулся назад и грохнулся наземь. Карсидар издал торжествующий боевой клич и размахивая мечом, устремился к знаменосцу. Тот не успел придержать и развернуть коня, когда Карсидар налетел на него. А в следующий миг древко было перерублено пополам, и полотнище с изображением меченосца в красном плаще оказалось на земле.
Карсидар натянул поводья и с трудом остановил разгорячённую скачкой Желму. Перед собой он видел лишь спины удирающих хайлэй-абир, которых никак не мог догнать оруженосец предводителя. Удивительно, насколько сильное влияние оказывает на рядовых воинов гибель командира! Карсидар откровенно не понимал этих олухов. И не мудрено: он был мастером, а мастер не сдаётся даже в самой безнадёжной ситуации. Таков закон.
Позади стремительно нарастал гул, от которого содрогалась земля. Затем мимо Карсидара пронёсся отряд, сколоченный ночью из остатков королевских тысяч. Его воины прорубились через ряды осаждающих и теперь вступили в схватку с напуганными хайлэй-абир.
Но прежде чем снова ринутся на врага, Карсидару нужно было кое в чём удостовериться. Он подъехал к убитому предводителю, спешился, склонившись над телом, обломал торчавшую из прорези стрелу и поднял забрало. Из правой глазницы выглядывал обрубок древка, с залитого кровью лица смотрел одинокий левый глаз. Может быть, при жизни он горел холодным голубым огнём, теперь же остекленел и приобрёл сероватый оттенок. Зато аккуратная бородка и усы, без сомнения, были русые!
Точно, это человек из бреда. Только его «могучие воины» уже не разрушат Киев, не будут убивать ни в чём не повинных женщин и детей. Обезглавленное, ввергнутое в панику войско крестоносцев, лишённое магической поддержки своего предводителя, редело под ударами русичей и неумолимо таяло на глазах, подобно снегу в весеннюю оттепель.
…Добродушный Шмуль, рассказывая очередную байку из своей богатой приключениями купеческой жизни, даже не заметил, как внезапно побледнел его гость. Читрадрива нырнул в беспамятство, и холодное прикосновение пустоты сдавило его сердце. Ощущение было сродни тому, какое возникло при его последнем разговоре с Карсидаром посредством магического зеркала Катарины. Только теперь кто-то усиленно пытался достучаться до Читрадривы, волна чужой мощи ломала его барьеры и врывалась в сознание:
«Я же обещал поделиться с тобой власть. И бессмертием… Владей!..»
Читрадрива очнулся оттого, что Шмуль настойчиво тряс его за плечо. Гандзак поднял лицо, и купец отшатнулся. Ему показалось, что перед ним сидит совершенно незнакомый человек, исполненный силы и властности, знания и веры. Его глаза горели тем же загадочным светом, что и камень перстня. Осторожный Шмуль на всякий случай склонился в поклоне. Адонай разберёт этих колдунов… Но Читрадрива улыбнулся, и наваждение исчезло. Шмуль крикнул ещё вина, и беседа вновь потекла легко и размеренно.
…Рука Катарины с костяным гребнем дрогнула, и непослушная чёрная прядь хлестнула по щеке. Но принцесса не обратила на это внимания. Остановившимся взглядом она уперлась в стеклянную поверхность зеркала, словно стремясь разглядеть что-то за ней.