Воины Солнца и Грома
Шрифт:
— Не противьтесь мне, и вам станет легче. Я, мудрейший, решу все за вас. Все мои слова — совершенная истина. Мои веления безошибочны.
Вдруг Куджула упрямо тряхнул головой и запел низким, сильным голосом:
Мы почитаем Митру, Чьи пастбища просторны, Чьи истинны слова, — Тысячеухий, статный, Чьих мириад очей. Могучий и высокий, Он вширь обозревает, Бессонный, неусыпный. Дружинники21
Михр-яшт здесь и далее в перев. И. М. Стеблин-Каменского.
Суровый ритм Михр-яшта, древнего гимна Митре-Михру, противостоял колдовскому раскачиванию нагов, возвращал воинам волю и силы. Простые слова воинской песни заглушали вкрадчивую речь царя змеев.
Везти не будет лошадь Противящихся Митре, Летит копье обратно, Что лжец вперед бросает, От заклинаний злобных Нарушившего слово.Внезапно из темноты донеслись нестройные шаги, смех, крики, и в пещеру ворвались, потрясая оружием, полтора десятка горцев. Несколько мгновений хищный взгляд Сунры перебегал с его кровных врагов на увешанных драгоценностями людей-змеев. Потом он взмахнул топором.
— Рубите всех — кушанских собак и подземных гадов! Куджулу взять живым — я сам отрежу его длинный нос. Вперед! Гиш с нами!
С громким кличем кати устремились вперед, но ни один из них не успел добежать до своего змееногого соперника. Шипение вырвалось из десятков глоток, и половина горцев рухнула наземь. Сам багадур упал в двух шагах от повелителя змеев, в бессильной ярости царапая каменный пол. Устояли на ногах лишь те, кто оказался рядом с джабгу и его чудесным мечом. Но копье, брошенное сгоряча одним из кати, задело голову Куджулы, тот зашатался и привалился к стене, опершись на опущенный меч. Факелы горцев погасли, и тьма, непроглядная, змеиная тьма, еще теснее и страшнее обступила кучку людей.
— Не хватит ли с вас подвигов, жалкие хвастливые людишки, недостойные быть уличными ворами в нашей Бхогавати?
Вима неуклюже рухнул на колени.
— Смилуйся, о непобедимый владыка Нагалоки! Я склоняюсь… мы все склоняемся перед твоей властью!
— Первые умные слова, которые я услышал сегодня от людей, — снисходительно усмехнулся царь нагов. — За них мы сделаем тебя магараджей Индии и Тохаристана. А первым советником и верховным жрецом у тебя будет мудрейший Нагапутра.
— Ты построишь десятки, сотни вихар для тысяч бхикшу, — властно заговорил монах. — Изгонишь всех шаманов, магов и брахманов. Мы провозгласим от имени Будды новое учение — учение нагов. Нирвана привлекает лишь совершенных — мы обольстим чернь раем, запугаем адом, ослепим блеском золотых идолов. Пусть кшатрии сражаются, грабят, разрушают — ради насаждения нашей веры. Но править будем мы — избранные, свободные от плотских страстей.
— Правление касты философов — идеал Платона. А Будда… возможно, лишь аватара Господа Кришны. Не все ли равно, как называть того, который есть все? — улыбнулся Гелиодор.
— А что до этого джабгу, недостойного великого царства… — задумчиво протянул владыка нагов.
Вима растерянно оглянулся на отца. Бритое остроносое лицо Куджулы словно окаменело.
— Без отца я отсюда не выйду, — с трудом произнес княжич.
— Пусть он остается джабгу кушан, если на большее не способен. А царем царей будешь ты.
Вима медленно встал и почтительно сложил ладони. Воины угрюмо молчали. Нагапутра с царственной небрежностью поднял руку и сложил два пальца кольцом в жесте чакравартина — владыки судьбы. Его повелительный взгляд скользнул по Виме и остановился на Куджуле в ожидании изъявления покорности. Но рысьи глаза джабгу смотрели мимо бхикшу — в непроглядную темноту бокового прохода, где вдруг возник свет. Поначалу далекий и слабый, он становился все ближе и ярче, и вот, рассеивая мрак, в пещеру ступил златоволосый юноша в разорванном панцире, с сияющим амулетом на груди. Рука об руку с ним вошла девушка в остроконечном шлеме и кольчуге, с распущенными черными волосами.
— Михр! Анахита-воительница!.. Да нет, это же наш Ардагаст с Ларишкой! — разнесся шепот по пещере.
— Ко мне, Ардагаст! — прохрипел джабгу.
Два нага с быстротой кобр метнулись наперерез юноше, но тут же упали со стоном, закрывая руками ослепшие глаза.
— Амулет сюда, быстро!
Бронзовая рукоять меча точно вошла в отверстие золотого оберега. Удар грома потряс своды пещеры, и все подземелье залил нестерпимо яркий свет. Люди-змеи заметались, зашипели, в ужасе закрывая лица. Поднялись с земли, полные сил и ярости, Сунра и его воины. Куджула поднял над головой клинок, обратившийся в узкий язык синего пламени.
— Вы смели назвать себя нашими владыками, мерзкие гады? Мы, скифы, зовем своими владыками лишь отца Ормазда и богиню огня. Наши боги уже здесь — в этом мече! В нем — сила Солнца и Молнии, Михра и Ортагна! Вперед, воины! Людям-червям — смерть!
Орлиной стаей люди устремились на нагов, нещадно мстя за пережитое унижение. Могущественные лишь во мраке, наги ринулись, давя впопыхах друг друга, обратно в свою нору. Только немногие пытались змеиными хвостами обвивать ноги людей, вырывать у них оружие. Сражение обратилось в бойню. Царь нагов, рассеченный грозовым мечом, упал обугленным костяком на трупы своих подданных. Проворно убегавшего бхикшу настиг меч Гелиодора.
— Власть над душами лучше не делить, — пробормотал грек, вытаскивая клинок из трупа своего недавнего сообщника.
Яростнее всех истреблял нагов Вима. Когда тяжелая плита начала вдруг опускаться, перекрывая проход, княжич, оказавшийся впереди преследователей, готов был броситься за уползавшими беглецами прямо во мрак Нагалоки. Ардагаст и Сунра с трудом оттащили его.
Наконец в пещере не осталось ни одного живого нага. Спотыкаясь о трупы, Вима подошел к отцу с низко опущенной головой. А тот вдруг обнял его за плечи и ласково усмехнулся.
— Спасибо, сынок. За то, что избавил меня от унижения перед этими тварями. Теперь я вижу, ты достоин царствовать. Царь должен уметь побеждать не только храбростью, но и хитростью. Или ты и впрямь был готов предаться душой и телом этой бритоголовой гадине?
— Ну уж душу-то я никому просто так не отдам. — Улыбка облегчения разлилась по простоватому лицу княжича.
Куджула перевел взгляд на Сунру.
— Кажется, кто-то хотел добыть мой нос? Предводитель кати опустился на колени.