Воины Зоны
Шрифт:
Я молчал. Меня разрывало на две части — желание уйти с болот побыстрее, убраться из Зоны, и ясное, четкое понимание: надо попытаться сделать то, ради чего Аня привела нас с напарником сюда.
— Ночью от дома все равно отойти не сможем. Это я так, навоображал: «черного» вырубить да и чесануть отсюда, а на самом деле там зверье и аномалии. Мы ж не сталкеры-бродяги какие-нибудь, чтоб в темноте между аномалиями пробиваться. И ты один не сможешь пройти. И вдвоем не сможем. Поэтому… — я посмотрел ему в глаза. — давай завтра решим, а? На рассвете.
— Ладно, — сказал он, раскатал на полу спальник и завалился
Я постоял над Лабусом, дивясь крепости его нервов и уравновешенности нрава. В голове будто шторм стоял — мысли метались, то лицо матери выплывало из тумана, а то полигон возникал, где мы тренировались, после того как нам чипы поставили. Потом вдруг вспомнился Бугров, каким он был много лет назад. Вот почему я, кроме глаз его бегающих, больше ничего вспомнить не мог: лицо изменилось сильно. Черты тогда вроде и те же были, но не такие застывшие, вполне живые, хотя и в те времена, если припомнить хорошенько, присутствовало в них что-то необычное. Такая рожа может быть у главы какой-нибудь религиозной секты, крупного мафиози или серийного маньяка, как их обычно в фильмах показывают. Значит, было что-то в Бугрове, в мозгах его уже тогда — нечто такое, что направило этого человека в монолитовскую группировку, нормальный ведь не пойдет туда.
Утром, сказал я себе. Все решу утром. И не надо монолитовца на крыльце вырубать, бежать, прятаться — если не захотим мы с этой компашкой никуда идти, то они нас и не заставят. А сейчас надо все же умыться, привычка еще со срочной службы. Лучше пожертвовать парой минут отдыха, но ощущать себя помытым, побритым, вообще — приведенным в порядок. Мысли в голове встают на свои места, да и засыпаешь с другими ощущениями.
Скинув куртку, я остался в тельняшке и брюках. Кобуру с «файв-севен» на ремне передвинул за спину. Порылся в рюкзаке, достал бритву, мыльницу, щетку с зубной пастой. На стуле возле двери висело полотенце, я понюхал его — свежее, недавно стиранное. Хорошо.
Пройдя по короткому коридору, заглянул в столовую. Бугров лежал на скамейке возле стола, свесив ногу на пол. Остальные двое по прежнему сидели у стены. Один сектант вдруг поднялся, скользнув по мне взглядом, надел шлем и вышел из столовой. Хлопнула входная дверь. Тут же опять раздался стук, потом приблежающиеся шаги. Понятно — смена караула. Я не стал дожидаться, когда четвертый боец войдет в комнату, отправился умываться. В коридоре было полутемно, но из-под двери пробивался свет. Я толкнул ее и застыл в проеме.
Она стояла перед запотевшим зеркалом, поправляя волосы. На бедрах — белое полотенце. Ванная комната оказалось совсем узкой, нас с девушкой разделяло не больше метра. На табуретке сбоку горела лампа.
— Пардон… — выдавил я и попятился, чтобы захлопнуть дверь.
Анна увидела в зеркале мое отражение и быстро повернулась. Рука скользнула мне на шею — она втянула меня внутрь, мгновение мы глядели друг на друга, потом я подался вперед, она подняла голова — и мы коснулись друг друга губами. Носком ботинка я зацепил край открытой двери, потянул, осознавая, как по-дурацки, должно быть, выгляжу: в одной руке полотенце, в другой мыльница с бритвой. Тоже мне, мужественный герой-любовник… Я побросал все это в раковину, не попал, что-то упало на пол, судя по мягкому стуку — мыльница. Обнял девушку за плечи, прижал
Но она отстранилась, упершись мне в грудь узкими сильными ладонями, отступила и посмотрела мне в глаза.
— Что? — спросил я.
Аня положила палец мне на губы, показывая, чтобы молчал, потом сделал короткий жест. Я подался в сторону, она приоткрыла дверь, прислушалась и вышла, поманив меня.
Я потушил лампу и вслед за девушкой шагнул наружу. Закрыл дверь — стало совсем темно. Мы прошли мимо столовой и комнаты, где похрапывал Лабус.
Тихо скрипело половицы. В темноте я видел светло пятно полотенца на бедрах девушки и шел за ним. Слабо стукнула дверь, она что-то пробормотала, и наконец мы оказались в комнате. Щелкнул выключатель — на приватном столике зажглась лампу.
Уютно было здесь. Заправленная кровать с теплым пледом, напротив комод и стул, посередине расстелен мягкий коврик. В углу платяной шкаф. На маленьком окне — светлые занавески.
Аня открыла шкаф, не стесняясь меня, стащила полотенце, бросила на кровать. Я молча смотрел на нее. Она достала длинный обвисший свитер до колен, надела. Я понял, что продолжения сцены в ванной не будет… и решил, что так даже лучше. Почему-то не хотелось мне, чтобы с ней, именно с ней, это произошло вот так — случайно, быстро. Да к тому же, если уж совсем честным быть, ведь не мылся двое суток, и в ванной так и не успел…
— Хочу с тобой поговорить, — сказала она. — Отец злится на тебя. Не знаю почему, но ты его раздражаешь.
— Он меня тоже.
Она присела на кровать. Я придвинул стул, уселся верхом. Аня погладила себя по колену, глядя в пол. Подняла голову и сказала:
— Все последние события были спланированы и…
— Это понятно, — перебил я.
— Ты знаешь? — удивилась она.
Я пожал плечами, потрогал затылок.
— Догадался. Бугрову нежен был я, да? С этим своим чипом в голове?
— Да.
Я подался вперед, скрипнув стулом.
— Да! Я понимаю, что «да»! И ты в этом участвовала! А ты понимаешь, что из-за этой вашей «операции» мои товарищи погибли? Хорошие товарищи! Из-за вашего плана идиотского?!
— Тише, — попросила она. — Не надо, не кричи. Мы не с самого начала хотели заполучить тебя. Ты мне можешь верить, можешь не верить, но это так. И все равно мне плохо из-за того, что почти весь ваш отряд погиб. Потому я и решила с тобой поговорить.
— Что, и Бугрову плохо, и Доктору тоже?
Она мотнула головой.
— Нет, ему нет. Он… Доктору наплевать на людей. Не совсем наплевать, он может помочь, даже безвозмездно, но… У него нет таких чувств, как у нас. Почти нет. Про Бугрова не знаю, но он вообще вряд ли способен сейчас что-то человеческое ощущать. Ты же сам видел, какой он.
— Иногда как автомат. А иногда что-то в нем просыпается. Ладно, рассказывай.
— Когда Бугрова выбили с Радара, он пришел к нам. Северов уже связался с отцом. Северову нужен был союзник, понимаешь? А болотный Доктор — сильный союзник. Они решили: нельзя позволить Кречету взорвать бомбу и распылить облако трансмутировавшего плутония. Но как? Четверо монолитовцев — слишком мало. И тогда отцу пришло в голову использовать военсталов. Они связались с вашим штабом и сообщили: на ЧАЭС готовится диверсия, будет катастрофа, военсталы должны ее предотвратить.