Воины Зоны

Левицкий Андрей Юрьевич

Туннель полого изогнулся, я разглядел между шпал истекающего кровью бюрера — Второй не промахнулся. Дрезина пронеслась над карликом, слегка накренилась, колеса с одной стороны застучали чаще, потом туннель вновь выровнялся. На проекции была лишь свернувшаяся в бесконечную трубу сетка. Может, это единственный бюрер здесь? Хотя они ведь таборами кочуют, никогда не слышал про бюрера-одиночку…

Аня поерзала на моих коленях, садясь удобнее, и прямо перед собой я увидел ее профиль, совсем близко. Нельзя, чтобы девушка с нами до самой станции шла. Меня будто ледяной волной окатило — внезапно появилось предчувствие,

что она погибнет. В таких операциях неподготовленные люди не выживают. Я тряхнул головой — прекрати! Ты не знаешь, что и как будет дальше, а пока что она жива. Но все равно, надо как-то задержать ее, заставить остаться.

Облако мелких красных треугольников наплыло на проекцию спереди, будто стая мошкары, и тут же платформа вылетела в кишащий бюрерами зал. Вдоль стен то тянулись мостки и лестницы, под потолком были подвешены решетчатые балки.

— Держись! — Я подался вперед. Аня нагнулась, схватив винтовку, сунула мне. Я развернул оружие стволом вбок, хотя стрелять, когда на коленях кто-то сидит, неудобно, и уж тем более невозможно нормально прицелиться.

Засвистели камни, одни пронеслись над головой, друтие заколотили по платформе. Лабус охнул. Аня начала отстегивать ремень. Второй с Третьим открыли огонь, каждый целился в свою сторону — вспышки замигали по краям платформы, пули врезались в бетон, железо и карликов.

Я повел стволом за бегущей по мостку фигуркой, выстрелил, не попал. В ногу ударил камень. Мы преодолели половину станции, когда Лабус упер приклад «Миними» в сиденье между ног, направил ствол наискось вверх и дал длинную очередь. Впереди под потолком перекрещивались несколько балок, там стояла четверка бюреров, напарник первым заметил их. Пули ударили в железо, очередь пошла дальше, сбила двух карликов, одного подбросила, впечатав в потолок. Последний метнул в нас кусок металла, пули подрубили кривые ноги, и он свалился вслед за остальными.

Ржавый брусок врезался в шлем Второго, тот откинулся на сиденье, голова свесилась набок. Трое бюреров рухнули на рельсы, передок дрезины ударил в них, одного отшвырнул, двух подмял, вдавив в бетон между шпалами.

Но последний свалился на дрезину.

Он упал на голову Третьего как мешок с опилками. Вот только у этого мешка были руки и ноги, а еще — зубы. Сектант попытался спихнуть карлика, тот вцепился когтями в его лицо, рванул монитор на кронштейне, полоснул по глазам и прыгнул на нас. Выпустив пулемет, Костя перехватил его в воздухе.

Карлик был крупный, пузатый, с крепкими кривыми ножками и мускулистыми руками. Он встал на коленях напарника, схватившись за его воротник, отклонился, будто человек на доске с мачтой, поймавший ветер. Широко размахнулся и подался вперед. Кулак, описав дугу, врезался в лицо. Взлетело облачко кровавых брызг, голова Кости дернулась назад, шлем стукнулся о спинку. Аня, наконец справившись с ремнем, соскользнула с моих коленей и присела, почти прижавшись лбом к полу, накрыла голову руками. Я провернул «М4» над ее спиной, пламегаситель уперся в бок карлика. Все еще сжимая ворот Лабуса и занеся руку для второго удара, тот повернул ко мне морщинистую морду. Я нажал на спусковой крючок.

Звук был такой, будто стреляли, вдавив ствол в подушку. С глухими шлепками пули пробили тушу, и бюрера снесло вбок. Перелетев

через край платформы, он врезался в парапет, сполз с него.

Произошло это на самом краю зала. Льющиеся со всех сторон гулкие звуки, удары камней и топот ног внезапно сменили тональность, стали тише и глуше. Дрезина влетела в новый тоннель, более узкий, чем первый. Аня встала, придерживаясь за мои колени, протиснулась в узкое пространство между передними сиденьями и склонилась над Вторым, не подающим признаков жизни.

Бугров спросил:

— Целы?

— Целы?! — возмутился Лабус и повернул ко мне голову. Удар бюрера пришелся в скулу, чуть левее — и край шлема защитил бы Костю, чуть выше — карлик сломал бы кронштейн монитора. Скула потемнела из-за лопнувших сосудов, по губам бежала кровь — скорее всего, он зубами рассадил себе щеку изнутри.

— Нет, ни хрена я не цел!

Сглотнув, Лабус нагнулся вперед, уперся локтями в колени и закрыл ладонями глаза.

— Мутит? — спросил я. — Смотри, чтоб не вырвало прямо здесь.

— Не люблю, когда быстро, — проворчал он в ответ.

Я встал, придерживаясь за спинку сиденья. Дрезина с гудением неслась по туннелю, стучали колеса, ветер бил тугим потоком. Я огляделся. Третий направил стрелковый комплекс вперед по ходу движения, Четвертый целился назад. Бугров глядел над нашими головами, Аня склонилась над неподвижным Вторым. Я заметил, что его шлем треснул… и тут же обратил внимание на проекцию БТС. Когда появились бюреры, совсем позабыл про нее — эту драку со швырянием камней и беспорядочной пальбой во все стороны нельзя было назвать боем в нормальном смысле, там не было никакой тактики, которую удобно выстраивать, исходя из данных электронной системы. Но теперь я вновь обратил внимание на картинку и увидел, что зеленый кружок Второго подрагивает, легкие волны пробегают по нему. Это еще что такое? Я пригляделся к проекции, одновременно рассматривая бойца. Интересно было видеть разом изображение внутри головы, будто окно операционной системы, развернувшееся прямо в мозгу, и реальные объекты окружающего мира — наложенные друг на друга, но не мешающие воспринимать информацию из обеих «реальностей».

Аня попыталась расстегнуть шлем Второго, неловко дергая ремешки. Бугров сказал:

— Нет, не снимай.

Она вскинула голову, возмущенно глянула на него, но ничего не сказала. Второй пошевелился. Между мною и Лабусом протянулась рука Бугрова с медпакетом. Аня взяла его, достала свернутый бинт и стала протирать лицо бойца от набежавшей из-под шлема крови. Транслируемый МЭПом зеленый кружок вновь задрожал, почти стерся с проекции, потом модуль электронного позиционирования восстановил работу — иконка Второго возникла опять.

— Бугров, что впереди? — спросил я.

— Почти приехали.

— Куда выводит этот туннель?

— Мы не знаем, впереди завал. Ветка, вероятно, принадлежала какой-то правительственной лаборатории.

Второй более или менее пришел в себя, а вот Костю до сих пор мутило. И дело было не в синяке на лице — от скорости ему стало совсем дурно. Я даже не стал подшучивать над ним, такой у него был больной вид, хотя вообще-то эта слабость Лабуса когда-то служила для группы источником неиссякаемых острот, которые он воспринимал с меланхоличным спокойствием.