Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя
Шрифт:
И, действительно, надежды тихвинцев вполне оправдались. Уже в конце октября газета писала, что открытое на средства города и земства реальное училище сразу приобрело симпатию и доверие населения. Более того, уездное земское собрание на своей сессии ассигновало на будущий, 1912-й, год дополнительную тысячу рублей на содержание училища.
«Местное пожарное общество заарендовало у г. Пагальского большой запущенный сад, который был обществом расчищен и приспособлен для гуляний, – сообщалось в „Новгородской жизни“ в начале сентября 1911 года. – Устроена сцена, на которой ныне идут представления, по преимуществу
Впрочем, в хронике тихвинской жизни лета-осени 1911 года среди событий, вызвавших огромный резонанс в обществе, было не только открытие реального училища и общественного сада, но и громкое убийство, произошедшее в Петербурге и аукнувшееся в Тихвине. Жертвой злоумышленников стал известный столичный архитектор 63-летний Николай Алексеевич Мельников. Зодчего задушили в собственной квартире. Сыщикам почти сразу удалось напасть на след убийц, который и привел их в Тихвин. Убийцы прибыли в город на дачном поезде и расположились на вокзале закусить. Их поведение сразу обращало на себя внимание: они явно нервничали и постоянно оглядывались вокруг себя. Подозрения подтвердила и телеграмма из Петербурга.
Преступники пытались бежать, но их тут же схватили, несмотря на оказанное отчаянное сопротивление. При обыске у них нашли похищенные у архитектора драгоценности – четыре бриллиантовых кулона и много золотых вещей. После недолгого запирательства они сознались в убийстве архитектора Мельникова. О цинизме хладнокровных убийц – Константина Кирсанова и Николая Журавова – говорило подобие договора, заключенного ими между собой и обнаруженного полицией. «Если в случае я, К. Кирсанов, буду замечен полицией, – говорилось в нем, – то я должен, согласно условию, покончить свою жизнь. В этом случае деньги должны остаться у Журавова и из них он должен по двести рублей дать братьям Кирсанова. Остальные деньги, которые окажутся у Мельникова, предназначаются на пропой».
Весть о поимке злодеев сразу же распространилась по всему Тихвину, взбудоражив население. Один из убийц архитектора Мельника оказался коренным тихвинцем, а другой – его родственником, имевшим в Тихвине родную сестру. В ожидании этапа в Петербург злоумышленников посадили под замок в местную тихвинскую тюрьму. Многие горожане, падкие до сенсаций, тотчас бросились к стенам тюрьмы: очень хотелось поглазеть, как преступников поведут под конвоем. В толпе только и слышно было: «Скорее, скорее бы посмотреть на них! Какие у них глаза? Как они пойдут?».
«Нас, тихвинцев, не удивишь преступлениями, мы ко многому привыкли, – замечал обозреватель „Новгородской жизни“. – Нам нипочем узнать, что такая-то мещанка облила такую-то соперницу кислотой; не удивишь также известием, что такая-то дамочка бальзаковского возраста подкупила прислуг, чтобы отравить свою мнимую соперницу; не ужаснемся от того, что один субъект надел другому на голову мешок, пропитанный керосином, и поджег его. Нет, нам это нипочем. Вот, что-нибудь попикантнее, тогда мы полюбопытствуем с удовольствием и посудачим вовсю».
Кстати, чуть ли не в тот же день, когда в Тихвине поймали убийц зодчего Мельникова, по городу распространилась еще одна новость: как оказалось, почтенного тихвинца Красильникова арестовали в Петербурге с порядочным количеством
Упорный труд переселенца
Как известно, население и Петербургской губернии, и соседних земель всегда отличалось многонациональным характером, причем процесс взаимодействия и взаимопроникновения различных культур происходил постоянно и естественным образом. На протяжении многих лет Северо-Запад был и остается и поныне местом мирного сосуществования представителей десятков народов и национальностей.
Причины передвижения с место на место значительных национальных групп, конечно, различные. К примеру, массовое переселение эстонцев в пределы нынешней Ленинградской области, происходившее в последние десятилетия XIX века, имело ярко выраженный экономический характер. Поиск заработка и крайняя нужда заставляли многих выходцев из Эстляндии оставлять родные места и подыскивать возможность прокормить семью в ближайших губерниях. К концу XIX столетия на территории Петербургской губернии и Петербурга проживало около сорока тысяч эстонцев.
В соседней Новгородской губернии эстонцев-переселенцев насчитывалось к тому времени больше трех тысяч. В их число входило и жители эстонского компактного поселения в Тихвинском уезде, относившемся в ту пору к Новгородской губернии. О том, как оно появилось, и о взаимоотношениях местного населения с «колонистами», подробно рассказывалось в одной из публикаций газеты «Новгородская жизнь» в 1911 году.
Все началось с того, что в начале 1870-х годах в эстонских газетах в прибалтийском крае появились объявления о благодатных землях, а также льготах и благах, которые и не снились безземельному или малоземельному эстонцу на своей родине. И все это за ничтожную, по сравнению с прибалтийской, плату в 1 рубль за десятину, предлагалось тем эстонцам, кои пожелали бы переселиться в Тихвинский уезд на земли графа Менгдена в Жуковской волости. Переселенцам обещали построить дома и хозяйственные постройки, а также выдать ссуду и даже оплатить переезд.
Вслед за объявлениями в город Юрьев (ныне Тарту) приехал управляющий графа Менгдена – эстонец по имени Юлиус. В памяти эстонцев-переселенцев осталось только одно имя этого человека, сыгравшего в их судьбе не самую благовидную роль. Но все это будет потом, а пока Юлиус, обещавший едва ни не молочные реки в кисельных берегах, стал набирать партию переселенцев. Его речи возымели действие: желающих ехать оказалось даже больше, чем требовалось. По всей видимости, не очень сладко жилось им в своем родном краю: от хорошей жизни ведь не убегают…
Начинать новую жизнь на новых местах отправилось более сорока семей из самых разных уголков тогдашней Эстляндии. Большинство из них, как говорится, «сожгли за собой все мосты»: бросили свои хозяйства, продали инвентарь и скот, сложили на телеги самые необходимые пожитки и тронулись в путь – на чужбину за счастьем. В далекий тихвинский край!
В дороге они натерпелись немало трудностей и лишений. Часто болели дети, не было сил у стариков, а у тех, кто все-таки решил брать с собой скот, начался его падеж. Сложности испытывали переселенцы еще и потому, что не владели русским языком.