Вокруг «Серебряного века»
Шрифт:
И вправду, Горький писал: «Я — не марксист и оным не буду вовеки, ибо считаю стыдом исповедовать „марксизм по-русски и по-немецки“, ибо я знаю, что жизнь творят люди, а экономика только влияет на нее <…> Жалко журнал — он был хорош, он был очень хорош. Возможно ли надеяться на его возникновение в том же составе?» [486] И рассказ его «Коновалов», вопреки воспоминаниям Семенова, был оценен еще прежней редакцией, — но все равно появился он уже при новых хозяевах и редакторах, был замечен критикой, что создало немалую популярность и журналу [487] . Эпизод с «Новым словом», таким образом, должен был способствовать осознанию Горьким своей все более и более нарастающей литературной популярности, которая уже через несколько лет превратится во всероссийскую известность.
486
Письмо к А. М. Скабичевскому конца февраля 1897 // Горький М. Полное собрание сочинений. Письма. М., 1997. Т. 1. С. 221.
487
Подробнее см.: Летопись литературных событий в России конца XIX — начала XX в. (1891 — октябрь 1917). М., 2002. Вып. 1. 1891–1900. С. 269–270.
Суд чести Союза писателей, о котором ни слова не говорится у Семенова (вероятнее всего, потому,
488
Не возьмемся, однако, объяснить разноречие в фактических данных: по воспоминаниям В. А. Поссе, тираж журнала за 1897 год увеличился в три раза, достигнув 4500 экземпляров; по приведенным в «Летописи литературных событий» данным, в момент продажи Семенову у журнала только подписчиков было 3000.
Однако «Новое слово» просуществовало всего 10 месяцев, причем нарекания вызвал как раз не политический отдел, а отдел беллетристический — и тот, который вел Семенов. В дневнике Короленко находим запись по поводу запрещения: «Гл<авное> Управление по делам печати играло в этом деле роль чисто провокаторскую: имея возможность налагать руку на каждую книгу, оно выпустило 8 книг без существенных изъянов, задержало одну за провинциальную хронику совсем не „марксистского“ характера и, при объяснениях по этому поводу, М. П. Соловьев (нач<альник> гл<авного> управления) сказал: „Занимайтесь своим ‘марксизмом’. Вот статья Зомбарта… Против таких статей мы ничего не имеем“» [489] . Как раз отдел провинциальной хроники и вел Семенов, печатая там и собственные заметки.
489
Короленко В. Г.Дневник. Полтава, 1927. Т. III. С. 331.
Окончание «Нового слова» вызвало также довольно оживленные отклики — уже не в прессе, но в переписке и дневниках современников. Среди этих откликов отметим реакцию Д. С. Мережковского, писавшего П. П. Перцову: «А Марксят (— „Новое Слово“) четыре Министра без предостережений взяли и запретили. Вот как у нас! Вчера были марксята, хрюкали свеженькие и розовенькие, а сегодня ни кожи ни рожи» [490] . Развивается та же метафора (марксисты — поросята) в письме от 7 сентября уже следующего, 1898 года: «О превращении Сев<ерного> Вестн<ика> в хлев для марксят я пока не слышал, но если это правда, то с восторгом пойду и в хлев» [491] . «Северный вестник» в «хлев» не превратился, но когда с января 1899 года стал издаваться марксистский журнал «Начало», Мережковский начал в нем печатать роман «Воскресшие боги». На какое-то время марксистская печать и укрепляющийся русский символизм оказались очень близки. И Семенов тут — фигура вовсе не безразличная.
490
Письмо от 19 декабря 1897 // Русская литература. 1991. № 2. С. 175 / Публ. М. Ю. Кореневой. Отметим, что в примечании к этому фрагменту Семенов назван «убежденным марксистом».
491
Там же. С. 178. Отметим неточный комментарий к этому пассажу, исправляемый «Летописью литературных событий» (С. 336–337).
Нет сомнения, что на первых порах закрытие журнала и его последствия (в частности, выразительно описанный суд) не могли не привести автора воспоминаний к обострению уже некоторое время назад возникшего революционаризма. Однако дальнейшая его эволюция, как показало время, пошла в ином направлении. Уже публикуемые в томе воспоминаний письма к Брюсову показывают, что в начале XX века он стоял на вполне консервативных позициях, а в конце 1906 года издатель журнала «Перевал» С. А. Соколов агитировал Г. И. Чулкова: «Что бы сказали Вы о статейке на тему о Деспотизме и его масках, где было бы развито (и проиллюстрировано конкретно) то положение, что нередко иные органы под маской чистого Искусства скрывают „чистое“ черносотенство. Этим последним теперь пахнет очень сильно в „Весах“. С. А. Поляков недавно в заседании Литерат<урной> комиссии Лит<ературно>-Худ<ожественного> кружка, возражая мне при обсуждении приглашаемых лекторов, не постеснялся заявить, бия себя руками в грудь, что он желал бы пригласить Грингмута. Один из ближайших участников „Скорпиона“ Семенов (говорят, некогда радикал) открыто называет себя членом Союза активной борьбы с Революцией, а некий Садовский, паж Брюсова и его подголосок, прочтя I № „Перевала“ и ознакомившись с его красным духом, письменно уведомил нас, что, прочтя I №, он просит вычеркнуть его из списка сотрудников. Вообще карты выясняются все более и более, и обнаруживается с несомненностью, кто что таил в смысле политическом за маской чистого искусства» [492] .
492
Письмо от 28 ноября 1906 // РГБ. Ф. 371. Карт. 4. Ед. хр. 2. Л. 8 об. Что такое «Союз активной борьбы с Революцией», нам неизвестно.
Впрочем, не только Семенов изменился. В годы войны и революции 1917 года бывший радикал Чулков, отбывший в свое время якутскую ссылку, сделался решительным противником сколько-нибудь революционных взглядов, а предлагавший ему печатно бороться с Деспотизмом Соколов после немецкого плена в мировую войну активно участвовал в гражданской на стороне белых, а в эмиграции создал полумистифицированную организацию — «Братство Русской Правды», оружием боровшееся (или не боровшееся — так до сих пор и не ясно) с большевиками [493] . Таким образом, Семенов только раньше других прошел тот же самый путь, который им только предстояло преодолеть.
493
Подробнее см.: Будницкий Олег.Братство Русской Правды — последний литературный проект С. А. Соколова-Кречетова // Новое литературное обозрение. 2003. № 64. С. 114–143.
Впрочем, мы уже заглянули в другое время, наступившее значительно позднее. Меж тем Семенову предстояло выполнить и еще два своих предназначения.
Историю с переводом Пшибышевского он в воспоминаниях рассказал, стоит только назвать дату, когда переводчик появился в «Скорпионе», — сентябрь 1901 года [494] . Брюсов уже называет его «переводчиком Пшибышевского», — впрочем, вовсе не исключено, что намерение тут было смешано с реальностью. По-настоящему Брюсов и Семенов сходятся в ноябре 1902 года, когда первый, всюду представляемый как секретарь готовящегося к выходу журнала «Новый путь», занимается журнальными делами (но занять официальный пост в редакции так и не соглашается), а Семенов хлопочет в цензурном комитете о судьбе «Homo sapiens». Именно тогда появляется восторженный отзыв Брюсова: «Ах, что это за неоцененный человек, т. е. для „деловых дел“. Куда мы с Вами. Смотрю на него и завидую. Если б распоряжался „Скорпионом“ он, издательство приносило бы тысячи в год доходу. Как и Вам, мне он очень теперь по душе» [495] .
494
См. дневниковую запись Брюсова, не отнесенную к точному дню ( ЛН.Т. 98, кн. 2. С. 66 / Коммент. Н. В. Котрелева).
495
Письмо Брюсова к С. А. Полякову от 23 ноября 1902 //Там же. С. 65. Ср. также дневниковую запись: «В Петербурге жили мы вместе с Семеновым, который хлопотал о „Homo Sapiens“. Бывали вместе у Зверева. Семенов оказался лучше при ближайшем исслед<овании>. Его недостаток — некая <1 нрзб> ложь. Но он чувствует „новые“ настроения. Нам случалось с ним говорить до утра за бутылками вина и рассказывать друг другу свои любовные истории» ( Брюсов Валерий.Дневники. М., 1927. С. 127; запись откорректирована по автографу: РГБ. Ф. 386. Карт. 1. Ед. хр. 16. Л. 26 и об.).
Впрочем, Поляков точно так же думал и сам. Для него не могло быть безразличным, что будущий шурин отстоял интересы «Скорпиона» (и, стало быть, деньги Полякова) в делах с «Homo sapiens» и бальмонтовским «Будем как Солнце» [496] . Может быть, решающим оказалось то, что в своих действиях Семенов проявил себя как знаток и цензурного законодательства, и потайных лабиринтов цензуры.
Впрочем, об этих решающих для учреждения «Весов» обстоятельствах мы многого не знаем и, вероятно, никогда не узнаем. Так, скажем, Семенов приписывает главную роль в агитации Полякова себе, — но еще к началу 1903 года относится письмо Брюсова, где он уговаривает Полякова (и не в первый раз!) учредить журнал [497] . Предполагаем, что все разговоры происходили столь часто и в такой непринужденной обстановке, обычно сопровождавшейся обильными возлияниями, что инициатором мог быть кто угодно. К сожалению, писем, относящихся к этому периоду, сохранилось слишком мало, чтобы подробно восстановить нужную историю; дневник Брюсова также фрагментарен. Остается безусловным тот список главных вкладчиков, которых называет Брюсов, упрекая Семенова за бездеятельность: они двое, Поляков, Бальмонт, Балтрушайтис и Андрей Белый, причем некоторый опыт журнальной работы имели из них только Брюсов и Семенов.
496
О первом эпизоде подробнее см.: Котрелев Н. В.Переводная литература в деятельности издательства «Скорпион» // Социально-культурные функции книгоиздательской деятельности: Сборник научных статей. М. 1985. С. 68–133; о втором — Богомолов Н. А.К истории лучшей книги Бальмонта (наст. изд.).
497
См.: ЛН.Т. 98, кн. 2. С. 70.
И тут возникает второй вопрос, который, видимо, нужно прояснить, — вопрос о реальной роли Семенова в подготовке к изданию и издании первого года журнала. Из текста воспоминаний получается, что она была очень большой, нисколько не уступая роли остальных. Однако сопоставим его слова с точно известными фактами.
В брюсовском дневнике 1903 года читаем:
«Конец года для меня был занят моей операцией. Мне давно следовало сделать ее (у меня был гайморит). Наконец решился. Перед этим только что женился Семенов и разрешили „Весы“.
С<еменов> женился почти тайно. Никто из нас не знал. Во-первых, боялся Бальмонта, к<оторый> очень ухаживал за Нетти, а во-вторых, надо было скрыть, что С<еменов> женат, от родителей Нетти. Накануне свадьбы С<еменов> давал мальчишник. Были: Я, Юргис, Белый, Россинский, С.А., А<лекса>ндр Василь<евич>… Пили много, шумели. И все же никто не узнал. Развод С<еменов> получил наканунесвадьбы. В поезд провожать я опоздал (болела щека и сидел Макс). Родственники Нетти, братцы и сестрицы, б<ыли> в ужасе и негодовали. Молодые уехали в Италию. Вскоре после пришло разрешение на „В<есы>“.» [498]
498
РГБ. Ф. 386. Карт. 1. Ед. хр. 16. Л. 36 об. — 37. В печатном издании запись сильно сокращена, причем изъяты как раз слова, относящиеся к Семенову.
Из этой записи прямо следует, что еще до разрешения «Весов» Семенов с молодой женой покинули Москву и участвовать в решающем этапе подготовки и выпуска первого номера журнала он не мог. Но, может быть, он скоро вернулся? Нет, в воспоминаниях говорится: «Сейчас же после свадьбы мы уехали за границу. Объехали все мои старые пепелища: Берлин, Лейпциг и Гейдельберг и добрались, наконец, до Италии. Всю зиму прожили в ней, были в Сицилии, Сардинии; съездили в Тунис и Алжир, а на лето перебрались в Швейцарию». Из Швейцарии они (уже с недавно родившейся дочерью) перебрались в Париж, где прожили до марта 1905 года [499] . Как следует из первого опубликованного письма Семенова к Брюсову, журнал до его отъезда только планировался, но практически еще не разрабатывался. Конечно, возможно, что корректуры он и просматривал, но это не могло быть систематическим [500] .
499
Купченко В. П.Труды и дни Максимилиана Волошина: Летопись жизни и творчества 1877–1916. СПб., 2002. С. 132–133.
500
О работе над первым номером «Весов» см.: Азадовскии К. М., Максимов Д. Е.Брюсов и «Весы» // ЛН. Т. 85. С. 261–264; Лавров А. В., Максимов Д. Е.«Весы» // Русская литература и журналистика начала XX века 1905–1917: Либерально-буржуазные и модернистские издания. М., 1984. С. 65–72.