Вокруг Света 1993 №01
Шрифт:
Накануне я видел фильм, где наглые насильники подстерегали свои жертвы в метро. Ситуация была в общем весьма схожей, и я, сочтя необходимым как-то на нее отреагировать, профланировал в сторону, куда направились потенциальные преступники. Приблизившись почти одновременно с ними к женщине (оказавшейся молоденькой негритянкой), я с вялым достоинством встал возле нее. Ребятки и впрямь были настроены агрессивно, но нас — и ее, и меня — спас, по всей видимости, мой внешний вид. Колгейтский профессор из Москвы был одет, как оказалось, в униформу нью-йоркской шпаны: серая куртка, серые видавшие виды штаны, черные ботинки и что особенно важно — черная шапочка. Внушительный вид, в общем. Да и ростом господь не обидел. Противостояние
Так состоялось второе мое соприкосновение (косвенное) со здешней криминогенной обстановкой. Первое было гораздо короче и смешнее. Иду вечером по улице Лексингтон. Не спеша иду, витрины разглядываю (есть у нас, москвичей, такая слабость), а впереди молодая дама движется. Один раз она оглянулась и весьма неодобрительно на меня посмотрела, другой раз, а на третий просто сняла сумочку с плеча, зажала ее в руке и — полный вперед подальше от меня. Оно и понятно — вид мой доверия явно не внушал.
Но это страшный Нью-Йорк.
Зато в Хамильтоне... В Хамильтоне — полное раздолье. Не страшно выходить на улицу даже после самого дикого фильма ужасов. Выйдешь из дому, чтобы прогуляться перед сном. Звезды горят, на холме подсвеченная макушка университетской церкви. Тишина. Только гудит где-то в небе маленький самолетик — убаюкивает тебя. Подышишь чистым, почти горным воздухом. Воздухом такой чистоты я дышал только однажды, в Сахаре, километров этак за тысячу от цивилизованного морского побережья. Пронесется мимо студент на машине, осветит тебя фарами, и опять тишь да гладь.
Спать в Хамильтоне ложатся рано. Уже часов в десять освещенные окна домов редкость. Зато на улицах яркие фонари. Кому они светят? У многих американцев нет привычки зашторивать окна. И любопытный прохожий может невзначай подглядеть чужую жизнь. Впрочем, прохожих здесь нет. Есть только проезжие, катящие по делам в своих машинах, так что подглядывать в окна некому.
Старожилы говорят, что в Хамильтоне уныло. Что это скучная провинция, в которой хорошо жить под старость. Наверно. Спорить не стану. Но обаяние в этой ухоженной ласковой американской глубинке есть. Этот американский городишко в шести часах быстрой езды от самого Нью-Йорка привораживает улыбками своих жителей, чистыми выхоленными улицами, окруженными деревьями домами и, наконец, веселыми белками с серебристыми торчащими вверх хвостиками. Здесь принято улыбаться: в маленьком городе забот всегда меньше, чем в большом.
После поездки в Нью-Йорк знакомые задавали один и тот же вопрос: где мне понравилось больше? И я честно отвечал, что в Хамильтоне, потому что устал от больших городов, устал от бестолковой Москвы, а Нью-Йорк при всем своем богатстве и разнообразии сильно ее напоминает.
Надо сказать, что и у меня был свой «фирменный вопрос». Звучал он примерно так: «Хамильтон — это Америка. (Пауза.) А Нью-Йорк что, Америка?»
Несмотря на все разнообразие ответов, все они в конечном счете сводились к одному. «Хамильтон — это еще не Америка». «Нью-Йорк — это уже не Америка». И далее выяснялось, что Техас — это пародия на Америку, и вообще там живут техасцы, которые любят самые большие шляпы, пьют коку только из больших бутылок, да и вообще много о себе воображают. Калифорния к Америке не имеет никакого отношения, и когда ее ученые участвуют в научных симпозиумах, то в списках так и указывается «делегация Калифорнии», подобно тому, как о датчанах говорится «делегация Дании». Далее стало ясно, что в понятие «Америка» не входит Детройт, потому что он — умирающий город, штат Флорида, ибо это всего-навсего курорт, Филадельфия, потому что там слишком свирепая полиция...
— Ну а Бостон,— воскликнул я как-то в отчаянии. — Хоть Бостон-то — Америка?
Сказал и сразу осекся: первое, что я услыхал в этом городе, выйдя на одну из центральных его площадей, был родной русский мат. Два таксиста возле отеля «Меридиан» выясняли промеж собой свои нелегкие, по всему видать, отношения.
В самом деле, что такое Америка? Вопрос может показаться даже риторическим. Слишком огромная и разная эта страна. Ну скажите, пожалуйста, можно ли французу, съездившему когда-то разок в Ташкент, гордо бросить: я видел Советский Союз? А можно ли человеку, посмотревшему лишь кусочек американского северо-востока, считать, что он был в США? Так... побывал... немножко. И никак не больше.
Позволю себе некоторые откровенно дилетантские, но зато совершенно искренние суждения.
Американцы сравнительно недавно поняли, что они американцы, осознали себя в своем вавилонском разнообразии. Произошло это после второй мировой войны. Проникнуться этой мыслью должны были разные по своей религиозной принадлежности люди — христиане: протестанты, католики, православные; буддисты, мусульмане, иудеи. А по другой — «национальной шкале отсчета» — вьетнамцы, евреи, пуэрториканцы, русские, китайцы, итальянцы, арабы (список неисчерпаем).
В Америке все они — кто раньше, кто позже — нашли себя. Стали американцами. Это не пустые слова. Разговаривая со своими студентами о проблемах национализма, я однажды задал им вопрос: так кем же в первую очередь считает себя выходец из Италии, Китая, арабских стран, чей род переселился в Америку — католиком-итальянцем, мусульманином-арабом?.. Ответ был однозначен — американцем!
При всем при том национальные различия сохраняются. Да, они все американцы, но каждый из них остается китайцем, арабом, евреем, русским. China town (китайский квартал) в Нью-Йорке — это не туристская экзотика, но остров китайской жизни, естественным образом вписавшийся в простор огромного города. Менее впечатляюще выглядит соседствующая с Чайна-таун «Маленькая Италия». Но это, наверно, оттого, что Нью-Йорк и без того достаточно итальянизирован. Говорят, что итальянцы и евреи вместе составляют больше половины населения города. Хотя кто его знает. Ведь нет же, например, на здешнем телевидении программы на итальянском языке или на иврите. Зато есть испаноязычная — для выходцев из Латинской Америки, которых здесь пруд пруди. А арабов! В самом центре на Бродвее в четырех магазинах из пяти я сумел поговорить по-арабски, а в одном, поразив хозяина цитатой из Корана, сбросить с цены полсотни долларов.
Хамильтон же, как и большинство малых населенных пунктов штата Нью-Йорк, с этнической точки зрения сравнительно однороден. Основатели его, выходцы с Британских островов, появились здесь в самом конце восемнадцатого века. Их потомки и составляют основную массу населения здешних мест. В Хамильтоне этнические меньшинства представлены многочисленной обслугой китайской харчевенки. Впрочем, есть здесь и сравнительно недавние выходцы из Европы, Швейцарии, Латвии, России, которые так или иначе не забыли о своем происхождении. Видимое невооруженным глазом этническое разнообразие представлено здесь прежде всего студентами и преподавателями славного Колгейтского университета.
...Начал я с велосипеда, а вот, поди ж ты, кончил рассуждениями об американском народе. Терпеть не могу дилетантизма, а сам вот впал в любительство. Сразу скажу: автор не претендует на окончательную истину и склоняет голову перед любой конструктивной критикой.
Есть такое выражение, точнее, словосочетание — «зажравшаяся Америка». Я его часто слышал в Москве. Да в свое время и сам его повторял. Нет, Америка не зажравшаяся. Она — заработавшаяся. Упорным, муравьиным трудом достигли американцы того, чего они достигли.