Вокруг Света 1993 №05
Шрифт:
— Это почему же? Вы исключаете возможность его существования? — И я, не ожидая никаких возражении, начал приводить неоспоримые аргументы: — А как в прежние времена создавали сложнейшие подкопы под крепости? А возведение монастырей из огромных каменных блоков? — Я ведь располагал аргументами Александра Ивановича Фролова из отдела музееведения.
— Не возражаю в отношении подкопов и монастырей, но в этих местах, как мне кажется, подземного хода не могло быть.
— Почему?
— Почва непригодная.
— Что значит непригодная, когда даже в скалах, на которых стояли крепости?..
— В скалах — да. Но здесь не скалы —
— Где вода?
— Идемте.— Татьяна Петровна по
вела дальше по кирпичным подвалам
и в одном месте, где в каменном полу
был открыт большой люк, показала:
— Глядите.
И мы увидели перед собой колодец, заполненный водой.
— Здесь были болота. Вы, конечно, это знаете; состояние почвы не внушает уверенности в возможность работ под рекой.
— Все ясно,— сказал Олег и вполне серьезно добавил: — Кто-то все-таки открыл дверь, и вода хлынула.
— Какую дверь? — подняла брови Татьяна Петровна.
— Железную.
Брови Татьяны Петровны поднялись еще выше. Олег был доволен произведенным эффектом.
— Не удивляйтесь, Татьяна Петровна, Олег Владимирович прав. Я вам сейчас процитирую документ, вполне исторический.— И я торжественно произнес текст записки, составленный полвека тому назад Олегом для Левки: «... иди по проходу и, спускаясь все ниже, увидишь, как вода сочится, а справа будет железная дверь. Ее не открывать, ибо вода хлынет». Вот так. Но мы действительно лазили. Вода подтекала в некоторых местах, сочилась. На этот счет имеется настоящий документ: Левин дневник. И потом ваша уважаемая сотрудница Елена Петоян тоже лазила с подружками уже после войны, в пору юности, нашла осколки мозаик и еще что-то цветное.
Артем по-прежнему озарял подвал голубыми молниями, отбирал все новые и новые интересные точки для съемки. Меня вновь и вновь поражала невероятная «техническая оснащенность», которой располагал Артем: старенький, измученный временем аппарат, веревочки, проволочки, проводочки, самодельная, чуть ли не из консервной банки «вспышка», аккумуляторная батарейка засунута попросту в карман куртки, который имеет поэтому весьма оттопыренный вид. Катушки с пленками в жестяной коробке.
А наш спор с Татьяной Петровной не затихал.
— Когда мы пойдем в церковь, я вам покажу, откуда мы начинали,— сказал я.— Другие ребята начинали с другого места. По нашим расчетам, мы добрались уже до реки, подземный ход сделался необычайно узким. Выложен был каменными блоками. Может быть, мы ошиблись и попали в боковое ответвление, а не в основную часть... В ловушку, как думает один инженер, который прислал нам письмо из Киева и чертеж предполагаемого основного хода и ловушки. И получается, что мы были совсем рядом с основным ходом.
— Какая-то особая сушь была,— кивнул Олег.— Лезвие ножа, помнишь?
Широкое, как у кинжала? Было вбито между камнями.
— Да. Хотели вытащить, но не смогли. Ржавчина припаяла к камням...
И вот мы с Татьяной Петровной направляемся к церкви Николы. В церкви Артем начал снимать отдельные расчистки на куполе, которые напоминали почтовые марки из серии «Древняя Русь». Опаляя храм фотовспышками, Артем снимал одну «Древнюю Русь» за другой.
— Ну что же, идемте в ваш подвал,— сказала Татьяна Петровна, и мы отправляемся к заветным дверям, возле которых я впервые оказался в далеком детстве и перед которыми произнес: «Идите за мной, я тут знаю».
По-прежнему
— Татьяна Петровна, что у вас теперь в подвале? Тогда были старые, поломанные стулья.
— И теперь отслужившие свой срок стулья.
— Поразительно,— только и смог я произнести.— Не хватает, чтобы это были те же стулья.
— Боюсь, замок приржавел. Давно не отпирали.
Но ключ повернулся на удивление легко, и ушко замка отскочило. Отворили обе половинки. Еще дверь. Она была просто на засове. Тоже не возникло никаких хлопот. Татьяна Петровна щелкнула выключателем — вспыхнул свет. Впервые я увидел наш подвал при ярком освещении. Низкие своды. Круговая кирпичная кладка. И знакомые — и пыль, и цвель. Листы фанеры, доски, стекла в плоских деревянных футлярах, оконные рамы. Быстро направляюсь дальше, туда, куда мы пришли полвека назад, привели Левку. В правом углу — гора стульев, бывших стульев. И опять — доски и какие-то железные конструкции. Но теперь к старым, отслужившим свой век стульям прибавились колоссального размера катки бумаги. С трудом добираюсь до того места стены, где у самого пола должно быть прямоугольное отверстие вышиной с полметра — вход в подземелье. Но, как мне показалось, он заложен относительно свежим кирпичом.
— Вот здесь должен быть вход.
Крайняя арка. Вторая. Мы начинали отсюда...
Артем ринулся было расшевеливать, двигать эти бумажные блоки, но это ему не удалось, подошли мы с Олегом — безнадежно: подвал не отдавал тайны. Здесь была когда-то старинная прямоугольная дверца, которая отворилась тогда перед нами «с кряхтением и вздохами», и Олег просунул свою руку с горящей свечой в отверстие двери и сам с кряхтением втиснулся туда.
И вдруг напротив того места, где была когда-то прямоугольная дверца, мы увидели огромный, в человеческий рост, пролом: очевидно, в подвал прорываются новые, подрастающие поколения искателей приключений! Валялись спиленные замки от входных дверей, лопаты, молот и метла. Я, конечно же, полез в пролом. Оказавшись в проломе, торжественно зажег свечу. Артем, соответственно, немедленно схватился за камеру. Бездонная темнота опалилась фотовспышкой.
Наведывались мы с Олегом на церковку и зимой, в общем, зачастили в /вой малютинские годы. Мы уже знали — подземный ход искали в 60-х годах, и дважды специальные поисковые группы искали и «церковный клад»: старинную культовую утварь (наткнулись же ребята Толи Иванова на один из ящиков с иконами). Не исключено, что и клад, спрятанный французским генералом в 1812 году, тоже обитает где-то в каменных недрах. Генерал тогда жил в доме Аверкия, в одном из уцелевших во время пожара в Москве.
... Сейчас начало июля, разгар лета. Цветут на церковке у самых ног одуванчики. Срываю один из них, осторожно держу седой шарик.
— Миха, почему мы не взяли тогда с собой Юрку Трифонова? — спрашивает Олег. Он стоит рядом, жмурится на солнце, зависшее над куполами Ни колы.
— Поленились позвонить ему на Калужскую, иного объяснения не вижу.
— Юра написал нам тогда.
И я прочитал первые две строчки Юриного стихотворения: «Где мой Левка неразлучный? Мишка, Димка и Олег?»
Текст стихотворения принес от Ольги Трифоновой-Мирошниченко, жены Юры, Артем Задикян. Через полвека мы узнали впервые, какие горькие строки своего отторжения оставил нам Юра.