Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках
Шрифт:
Утром я прогулялся по еще спящему городку. Несколько километров меня подвезла фермерша с руками, перепачканными коровьим навозом, возвращавшаяся с дойки. До Ричмонда я добрался с рыбаком. А дождь все продолжался и продолжался.
На следующее утро опять выглянуло солнце. Когда я вышел на дорогу, погода опять стала портиться. Парень-фермер немного провез меня по шоссе, потом свернул с него на сельскую дорогу. Она тоже идет до Крайстчерча, но долго петляет по горам. Очевидно, что и попуток на ней будет меньше. Зато интереснее, чем сновать по одной и той же трассе туда-сюда. Когда мы проехали километров тридцать, парень высадил меня перед въездом на ферму.
– Извини,
Надежды на попутку не было, а стоять под дождем скучно. Я пошел пешком, разглядывая горы, бескрайние леса, водопады, ручьи… И все это сквозь пелену непрекращающегося дождя! Только часа через полтора меня подобрал парень до Ваиау. Там я устроился спать в школе на открытой веранде.
Утром меня разбудила учительница.
– Ты до 9 часов отсюда уйдешь? У нас занятия начинаются.
В тот день я практически нигде не стоял больше чем по пять минут. Старушка довезла до соседнего городка, старичок – до Кайапоя, фермер – до Крайстчерча, психолог Стивен до Тимару и, наконец, женщина-англичанка – до Данидена.
Свернув с прибрежного шоссе на дорогу, ведущую в сторону Александры, я сразу увидел огромный плакат, предупреждающий о том, что начинается район золотой лихорадки XIX в. В городе Лоренс, центре района Туапека, сейчас живет всего человек 500. А ведь в разгар лихорадки, после того, как Томас Габриэль Рид в мае 1861 г. на реке Туапека, в районе, позднее названном ущельем Габриэля, открыл золото, здесь было больше 10 тысяч старателей. Золото здесь еще осталось, но добывать его невыгодно. Местные жители переключились на овцеводство. А периодически, для привлечения туристов, устраивают родео.
Абрикосовый сад в Роксборо
На ферме Джона Гилкриста я оказался, когда уже стемнело. Прошел из конца в конец: дома, сараи, сельскохозяйственная техника, две огромные овчарки в обтянутом сеткой вольере и никого из людей! Так и пришлось опять ложиться спать под открытым небом. Только на следующее утро я познакомился и с самим фермером, и с его семьей.
Владелец сада Джон Гилкрист. Его жена Диана, которую все зовут просто Ди, работает журналистом в местной газете и владеет магазином одежды на главной улице. У их старшего сына Питера есть свой абрикосовый сад, а младший, Адам, изучает телевизионную журналистику в университете Отаго. В тот день в гостях была и бабушка Алина – старейшина семьи. Она родилась в Роксборо 85 лет назад и вышла замуж за парня, росшего по соседству. Так всю жизнь в этих местах и провела. Джон – лишь один из семи ее сыновей. Трое других также владеют своими садами, а еще трое ее детей уехали миссионерами в Бирму, Индию и Эквадор.
Меня поселили в пустующем доме, в котором раньше жила бабушка Алина. Там было все, что нужно для жизни: кухня с холодильником и плитой; ванная со стиральной машиной; несколько спальных комнат; зал с телевизором и камином… И все это на первые две недели оказалось в моем единоличном распоряжении.
Первый сад в Роксборо основал Джозеф Тамблин. В 1866 г. он купил у странствующего торговца несколько саженцев фруктовых деревьев. Среди них оказался и знаменитый «красный абрикос Роксборо», который продолжают здесь выращивать до сих пор. Оказалось, что садоводство – более прибыльный бизнес, чем добыча золота. А золото в земле осталось. Его частички проникают в плоды абрикосов, персиков, нектарин и яблок. Поэтому они приобретают уникальный оттенок и несравненный вкус.
Современные фруктовые сады сильно отличаются от своих предшественников. Сейчас они напоминают крупные промышленные предприятия. Каждый этап проводится в строгом соответствии с рекомендациями ученых. Начинается все с прореживания – удаления «лишних» плодов. Если плодов останется меньше, им достанется больше солнечного света; они вырастут крупнее; потребуется меньше усилий для того, чтобы собрать урожай. Затем проводится культивация земли, часто ее покрывают полиэтиленовой пленкой, чтобы помешать влаге испаряться и тем самым обеспечить корни деревьев. Одновременно сады обрабатывают пестицидами для борьбы с вредителями. Самая ответственная часть процесса – сбор и транспортировка. Фрукты должны быть «товарного вида» и дойти до покупателей свежими.
В последние годы делаются попытки перейти на выращивание «органических» плодов. Но большинство фермеров по-прежнему уповают на ядохимикаты. Для фруктов, которые выращиваются на экспорт, подбор химии становится делом очень ответственным. Списки запрещенных в США и Европе ядохимикатов не совпадают: то, что считается безвредным в США, в Европе нельзя применять, и наоборот.
Первые постройки в Роксборо появились на восточном берегу реки Кутна, а потом и на западном. С одного на другой берег приходилось плавать на лодках, пока, наконец, был построен мост. Его снесло в наводнение 1873 г. Но мост опять восстановили на том же месте. На центральной улице, которая раньше называлась Шотландской, стоит Коммерческий отель, два супермаркета и четыре церкви: католическая, англиканская, объединенная и баптистская.
Долой «лишние» абрикосы!
Первый рабочий день, конечно, запомнился мне лучше, чем сотни следующих за ним. Он выдался дождливым. Джон предложил отдохнуть, но я решил остаться, понадеявшись на свой непромокаемый плащ. Работа была несложная – обрывать с деревьев «лишние» абрикосы. Деревья разные – низкие и высокие, раскидистые и стройные, на некоторых плодов и так немного, а на других из-за зеленых абрикосов не видно ни листьев, ни даже самих веток. А за работу платят одинаково – по 4,5 доллара за дерево.
За пару недель я понял главный принцип. Если срывать все «лишние» абрикосы, то на каждое дерево придется потратить по нескольку часов. Но такое совершенство никому и не нужно. Если сделать работу меньше, чем на 50 %, то ее сочтут за брак и заставят переделать. Постепенно я научился на глаз определять, когда работа сделана примерно на 70–80 % и пора переходить к следующему дереву. Это сразу же сказалось на производительности и, как следствие, на заработке.
В октябре дожди шли очень часто. Трава, деревья, лестницы – все было мокрое и скользкое. А тут еще и дерево мне попалось высокое, с густой кроной, растущее на крутом склоне. Вскарабкался я на лестницу, хватаясь за ветки, чтобы не упасть. Одна из веток отпружинила, сильно толкнув меня в грудь. Я рефлекторно схватился за соседнюю, но она обломалась. И я плашмя спиной полетел назад и с размаху грохнулся на землю.
Ребра захрустели, и казалось, от такого неожиданного мощного удара сердце остановится. Еще хорошо, что головой не ударился. Но боль пронзила правый бок. Подбежала страшно перепуганная, с побелевшим лицом бригадирша.
– Жив? К доктору?
Немного придя в себя после шока от удара, я прислушался к внутренним ощущениям. Вроде все было цело. Только одно из ребер справа сильно болело. Но и оно, кажется, не было сломано. Может, только ушиблено или треснуто. К врачу я не пошел, лежать и даже сидеть было тяжело. От прикосновения к кровати или креслу ребро болело. Но, что удивительно, работать со сломанным ребром оказалось даже легче, чем лежать на диване.