Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках

Шанин Валерий

В кустах возле дома живет полутораметровая ящерица игуана; а под дощатым полом у входа в душ устроила себе лежбище змея. Длиной она была меньше одного метра, но степень ее ядовитости мы проверять не рвались, поэтому, идя мыться, приходилось специально сильно топать, чтобы ее спугнуть. Время от времени через двор пробегала семейка кенгуру или волби (животные, похожие на кенгуру, но не коричневые, а серые и раза в два-три меньше). В ручье жили утконосы – единственные австралийские животные, чуждые публичности. Чтобы их увидеть, нужно долго сидеть в засаде. Пауков в заброшенном, долго пустующем доме было великое множество – всех видов и размеров. Некоторые из них были страшнее, чем в самых жутких фильмах ужасов. Впервые увидев быстро бегущее по полу мохнатое чудище размером с блюдце, я рефлекторно подпрыгнул, вмиг очутившись на высоком стуле. Но потом я к ним привык и, когда

какой-нибудь паук пробегал мимо, всего лишь следил за ним краем глаза, или, если он оказывался в непосредственной близости, поджимал ноги. О мышах и говорить не стоит – им там было полное раздолье. В одной из пустых комнат поначалу жила семейка летучих мышей, но им наше шумное соседство не понравилось, и они куда-то перебрались. И, конечно же, нас окружало неимоверное количество птиц – начиная от простых черных ворон и заканчивая экзотическими попугаями всевозможных размеров и расцветок.

На ферме мы также работали в окружении живности: на кроликов и кенгуру смотрели лишь, как на возможную помеху, – они то и дело норовили броситься прямо под колеса; один раз видели на дереве коалу; как-то раз, копая ямку для посадки кустов, я неожиданно выковырял из земли небольшую, но чрезвычайно ядовитую змейку; в другой раз мимо на огромной скорости, чуть не сбив меня с ног, пробежала дикая собака динго; а один из рабочих поймал и принес всем показать двухметрового питона.

Вначале мы питались всухомятку, но потом научились готовить на дровяной плите. Она, как оказалось, еще и воду для душа грела, причем так хорошо, что и на следующий день мыться можно было с комфортом.

На четыре с половиной месяца наша жизнь стала подчинена строгому графику. Подъем перед восходом солнца, примерно в половине пятого утра. Птицы как раз начинали свой многоголосый концерт. После легкого завтрака было немного времени на то, чтобы почитать книжку или позагорать под ласковыми утренними лучами. В 6.10 мы садились на велосипеды и отправлялись на работу.

Пролетариат и соседи

Работа на цветочной ферме не очень тяжелая, но интенсивная и разнообразная. За один день мне приходилось заниматься всем понемногу: резать кусты, делать букеты и мочить их в ядовитом растворе, чтобы уничтожить всех насекомых (цветы идут на экспорт, и если обнаружат хотя бы одного жучка, то всю партию вернут, да еще и штраф заставят заплатить), упаковывать их в полиэтиленовую пленку, засовывать в ведра с водой, ведра расставлять на тележках, а тележки закатывать в холодильную камеру. Целыми днями на жаре, под палящими лучами безжалостного австралийского солнца или под проливным дождем мы пололи, сажали новые цветы и кустарники, распыляли ядохимикаты и разбрасывали удобрения.

Платили нам в полном соответствии с «Капиталом» Карла Маркса – исключительно за отработанное время. Мы с Татьяной Александровной были готовы работать хоть по десять часов в день. Но зависело это не от нас. Наш босс обычно сам устанавливал предел: «Сегодня работаем до 3.30» или «Сегодня все должны закончить к 4.00» и только изредка: «Вы можете работать до 5.00, если хотите». Мы, естественно, всегда хотели. Если переработать по собственному желанию было невозможно, то для того, чтобы уйти пораньше, не требовалось даже ни у кого просить разрешения – записал время своего ухода и свободен. За опоздания и пропуски никаких санкций не было (считается, что ты сам себя наказываешь тем, что меньше получаешь).

Мы всегда рвались работать как можно дольше, чтобы побыстрее заработать необходимые деньги и поехать дальше. Когда Бред (наш работодатель, босс и менеджер в одном лице) предлагал поработать в субботу, мы всегда были обеими руками «за». В середине ноября совершенно неожиданно начался необычный марафон – работа без выходных по 8–9 часов в день (включая субботу и воскресенье). Так прошла первая неделя, вторая, третья… Я уже еле на ногах держался от сильной усталости, но все же Бред сломался первым (мы как раз отработали 20-й день подряд).

– У меня есть для вас работа на завтра, но я думаю, что нельзя работать вообще без выходных.

На ферме есть несколько постоянных рабочих. Лоренс, молодой, радостный и открытый парень лет двадцати с небольшим, всегда работал обстоятельно, размеренно, даже немного флегматично и очень интересовался всякой живностью: то показывал нам, как муравьед затягивает к себе в ловушку муравья, то, остановившись у дерева, долго и настойчиво пытался разглядеть живущую на нем огромную ящерицу.

Ленни (вообще-то его зовут Мэтью, но австралийцы считают это имя слишком сложным, поэтому ему пришлось придумать себе псевдоним попроще) – полная противоположность Лоренса. Он чаще всего ходил угрюмый и насупленный. Раньше был одним из главарей банды местных байкеров, но его характер изменился после того, как в баре во время драки ему проломили голову. Выжил он тогда только чудом – из Брисбена прислали специальный вертолет, и в госпитале ему успешно сделали трепанацию черепа. Так теперь и ходит с пластмассовой пластинкой в голове. Работал он на ферме с самого основания, поэтому знал все, что нужно делать, не хуже босса. Но и менеджером его назначить было нельзя из-за странности и непредсказуемости поведения. Он мог совершенно неожиданно взять да и уйти с работы прямо посреди рабочего дня и пропасть на неделю, а потом, также неожиданно, вернуться.

Дьем, вьетнамка с австралийским паспортом, работала на ферме уже три года и была, хотя и неформально, правой рукой Бреда – говорила, кому и чем заниматься, инструктировала новичков и тщательно следила за тем, чтобы все делалось в строгом соответствии с технологией. Во время обеденного перерыва, когда все рабочие собирались в кружок поболтать, она обсуждала какую-нибудь животрепещущую тему (Олимпиаду, преимущества и недостатки различных диет, политические катаклизмы и т. д.) или рассказывала о себе. Так удалось узнать, что она родилась в Ханое, но дед у нее был французом, и французский язык стал ее родным языком, а вьетнамский она выучила уже в школе. В восемнадцатилетнем возрасте, после окончания школы, она эмигрировала в Австралию и вынуждена была опять пойти в школу, еще на два года. В университете Дьем училась на модельера-конструктора одежды. Промучившись в поисках работы по специальности три года, она поняла, что нужно переучиваться на что-то более практичное, и вернулась в университет. Год проучилась на гражданского инженера, а потом перевелась на «Информационные технологии». И все это – не вместо работы, а одновременно с ней. Отработав часов семь на цветочной ферме, она возвращалась домой и ложилась спать, чтобы в 10 часов вечера, когда посторонние шумы затихают, по звонку будильника встать и заниматься до 2 часов ночи. А ведь в 5 часов утра ей нужно уже собираться на работу. И так годами.

Роджер, несмотря на свои внушительные размеры и «пиратское» имя, был парень добродушный и спокойный. Но все же и его терпение имело предел. Когда у него умер отец, мать несколько раз предпринимала попытки самоубийства, потом попала в психиатрическую клинику, а брат стал гомосексуалистом, он посчитал за лучшее жить отдельно и переехал из своего дома в Тувумбе в караванпарк в Крос-Несте.

На ферме постоянно появлялись и исчезали новые лица – сезонные рабочие. Одни задерживались на пару недель, другие – всего на день-два. Довольно долго с нами проработал наш брат-славянин – поляк Павел. Он жил в Австралии уже 14 лет и все это время работал архитектором, но из-за введения нового налога строительство практически прекратилось. Вот он и устроился работать на ферме, пока пройдет шок и австралийцы вспомнят о своей «национальной мечте»: построить огромный дом среди буша, чтобы «соседей не видеть». Ждать ему пришлось недолго – месяца два.

Другим запомнившимся персонажем был Гарри, 12 лет назад приехавший из Новой Зеландии в поисках работы и с тех пор колесивший по Австралии с места на место, как перекати-поле: поработает в одном месте, пока там не закончится уборка урожая, и перегоняет свой караван на другое. У Гарри были «золотые руки», чего нельзя было сказать о его жене. Ее, кажется, и держали-то на работе только из благотворительности или как неизбежное приложение к мужу.

Было много студентов и постоянно мигрирующих по стране бродяг, которые, проработав несколько дней, пропадали, так и не успев толком ни с кем познакомиться. Несколько недель с нами проработали два англичанина, японка, кореянка, трое голландцев, две пары немцев. С их странами у Австралии есть соглашение о взаимном обмене студентами, желающими посмотреть страну и подзаработать. Им дают визу «отдых с правом работы» сроком на один год.

Когда у нас закончилась трехмесячная виза, пришлось съездить в Брисбен. Естественно, и туда, и обратно мы добирались автостопом. Когда мы были в Сиднее, адвокат Евгений Киселев, специализирующийся на решении эмигрантских проблем, предупредил:

– Бизнес-визу продлить нельзя. Но с нее легко перейти на туристическую.

Так и оказалось. В Иммиграционном управлении Брисбена ничуть не удивились нашему желанию отдохнуть после трех месяцев напряженной работы.

– А у вас есть справка от работодателя о том, что вы сделали все, для чего вас посылали в Австралию? – поинтересовался чиновник.