Вокруг света за восемьдесят дней
Шрифт:
Несколько мгновений спустя гул сделался более отчётливым. Казалось, издали доносились слившиеся в единый хор человеческие голоса и медные инструменты.
Паспарту весь обратился в слух и зрение. Мистер Фогг терпеливо ждал, не произнося ни слова.
Проводник соскочил на землю, привязал животное к дереву и углубился в лесные заросли. Несколько минут спустя он вернулся, говоря:
– Это процессия браминов, направляющаяся в нашу сторону. Постараемся, чтобы они нас не заметили.
Проводник отвязал слона и завёл его в чащу, посоветовав путешественникам не сходить на землю. Сам он стоял настороже, готовый в любую минуту
Нестройный шум голосов и музыкальных инструментов приближался. Слышалось однообразное пение, сопровождаемое барабанным боем и звоном цимбал. Вскоре под деревьями, в полусотне шагов от наших путешественников, показалась голова процессии. Мистер Фогг и его спутники сквозь листву свободно различали причудливые фигуры участников этой религиозной церемонии.
В первом ряду выступали жрецы с митрами на головах и в длинных, расшитых золотом одеяниях. Их окружали мужчины, женщины, дети, тянувшие какие-то похоронные псалмы, прерываемые через правильные промежутки ударами там-тама и цимбал. Позади них, запряжённая двумя парами зебу в роскошных попонах, двигалась колесница на высоких колёсах, спицы и ободья которых изображали переплетающихся змей. На ней возвышалась безобразная статуя с четырьмя руками, тёмно-красным телом, дикими глазами, спутанными волосами, высунутым языком и губами, выкрашенными хною и бетелем. На шее у неё было ожерелье из мёртвых голов, а на бёдрах – пояс из отрубленных рук. Она стояла на распростёртом теле великана без головы.
Сэр Фрэнсис Кромарти узнал эту статую.
– Богиня Кали, – прошептал он, – богиня любви и смерти.
– Смерти – согласен, но любви – никогда! – заявил Паспарту. – Что за гнусная особа!
Парс сделал ему знак замолчать.
Вокруг статуи суетились, метались, извивались старые факиры, исполосованные коричневой краской и покрытые крестообразными порезами, из которых каплями сочилась кровь; это были те исступлённые фанатики, которые во время торжественных индусских церемоний до сих пор ещё бросаются под колёса колесницы Джаггернаута.
За ними несколько браминов в пышных восточных одеяниях вели какую-то женщину, с трудом передвигавшую ноги.
Эта женщина была молода и белым цветом кожи походила на жительницу Европы. Её голова, шея, плечи, уши, руки и ноги были украшены драгоценными камнями, ожерельями, браслетами, серьгами и кольцами. Туника, расшитая золотом и покрытая лёгким покрывалом, обрисовывала очертания её фигуры.
Вслед за молодой женщиной – какой ужасный контраст для глаз! – стража с заткнутыми за пояс обнажёнными саблями и длинными пистолетами, украшенными серебряными насечками, несла в паланкине труп человека.
Это было тело старика, облачённое в роскошные одежды раджи; как и при жизни, на нём был тюрбан, вышитый жемчугом, тканный золотом шёлковый халат, изукрашенный бриллиантами кашемировый пояс и драгоценное оружие индийского владетельного князя.
Позади шёл оркестр музыкантов, сопровождаемый толпой фанатиков, чьи дикие крики заглушали порою звуки музыкальных инструментов.
Сэр Фрэнсис Кромарти печальным взглядом проводил это пышное шествие и, обратившись к проводнику, сказал:
– Сутти!
Парс утвердительно кивнул головой и приложил палец к губам. Длинная процессия медленно прошла под деревьями, и вскоре последние ряды её скрылись в чаще леса.
Мало-помалу пение стихло. Некоторое время слышались ещё отдалённые выкрики, и, наконец, весь этот шум сменился глубокой тишиной.
Филеас Фогг слышал слово, произнесённое сэром Фрэнсисом Кромарти, и, как только процессия исчезла, спросил:
– Что такое «сутти»?
– Сутти – это, мистер Фогг, человеческое жертвоприношение, – ответил бригадный генерал, – но жертвоприношение добровольное. Женщина, которую вы только что видели, будет сожжена завтра при первых лучах солнца.
– Негодяи! – воскликнул Паспарту, который не мог сдержать своего негодования.
– А мертвец? – спросил мистер Фогг.
– Это князь, её муж, – ответил проводник, – раджа независимого княжества Бундельханд.
– Как, разве эти варварские обычаи всё ещё существуют в Индии? И англичане не сумели их искоренить? – спросил Филеас Фогг, в голосе которого не слышалось ни малейшего волнения.
– В большей части Индии, – ответил сэр Фрэнсис Кромарти, – подобных жертв больше не приносят, но мы не имеем никакой власти в диких отдалённых местностях и, в частности, в Бундельханде. В северных отрогах гор Виндхья не прекращаются убийства и грабежи.
– Несчастная! – прошептал Паспарту. – Её сожгут заживо!
– Да, – ответил бригадный генерал, – а если бы её не сожгли, вы и представить себе не можете, на какую ужасную жизнь обрекли бы её близкие! Таким женщинам отрезают волосы, им дают в день всего несколько щепоток риса и считают нечистыми тварями, они умирают, где придётся, словно паршивые собаки. Обычно эта ужасная перспектива, а не любовь или религиозный фанатизм толкает этих несчастных на смертные муки. Иногда, впрочем, такие жертвоприношения и на самом деле бывают добровольными, и требуется решительное вмешательство властей, чтобы их предотвратить. Несколько лет назад, когда я жил в Бомбее, к губернатору обратилась молодая вдова с просьбой позволить ей быть сожжённой вместе с телом мужа. Как вы можете догадаться, губернатор отказал. Тогда эта женщина покинула город, отправилась во владения какого-то раджи и там принесла себя в жертву.
Во время рассказа бригадного генерала проводник всё время покачивал головой и, когда тот кончил, сказал:
– Жертва, которую принесут завтра на восходе солнца, не будет добровольной.
– Откуда вы знаете?
– Об этом знает весь Бундельханд.
– Однако эта несчастная и не пытается даже сопротивляться, – заметил сэр Фрэнсис Кромарти.
– Да, но ведь она одурманена парами опиума и конопли.
– Куда её ведут?
– В пагоду Пилладжи, в двух милях отсюда. Там она проведёт ночь в ожидании часа жертвоприношения.
– Когда произойдёт жертвоприношение?
– Завтра, при первых проблесках зари.
Сказав это, проводник вывел слона из чащи и взобрался к нему на шею. Но, прежде чем он успел подать сигнал особым свистом, мистер Фогг остановил его и, обратившись к сэру Фрэнсису Кромарти, спросил:
– А что, если мы спасём эту женщину?
– Спасти эту женщину, мистер Фогг!… – вскричал бригадный генерал.
– У меня в запасе ещё двенадцать часов. Я могу ими пожертвовать.
– А ведь вы, оказывается, человек с сердцем! – заметил генерал.