Вокзал потерянных снов
Шрифт:
Вокруг Штыря и парламента тоже роились крылатые создания. Изъяны выблекших, растрескавшихся Ребер медленно усугублялись на солнце. Птицы ненадолго садились на огромные костяные стрелы и тотчас срывались с места, искали себе пристанища в других краях Костяного города, легко и плавно проскальзывали над крышей дочерна закопченной мансарды, где господин Попурри буйствовал перед незавершенной статуей, казавшейся издевательским шаржем на него.
Чайки и бакланы летели следом за мусорными баржами и рыбацкими судами над Большим Варом и Варом, иногда падали, чтобы схватить среди
Над трущобами Кургана Святого Джаббера взмыло в воздух существо, которое было покрупней любой птицы. Оно стало планировать на огромной высоте. Для него кварталы внизу превратились в пестрое, с преобладанием серого цвета и цвета хаки, пятно – похоже на экзотическую плесень. Существо с легкостью пронеслось над аэростатами; лететь ему помогал порывистый ветер, теплый от дневного солнца. Оно уверенно продвигалось на восток, пересекая центр города, где расходились лепестками цветка пять воздушных рельсов.
Над Шеком ватаги вирмов упражнялись в примитивной воздушной акробатике. Незамеченный ими, таинственный летун преспокойно проплыл мимо.
Он не спешил. Судя по томным, расслабленным движениям, он в любой момент мог развить вдесятеро большую скорость. Он пересек Ржавчину и начал долгий спуск, пролетая над поездами Правой линии, ненадолго оседлывая их жаркие выбросы, а затем двинулся на восток, заскользил с никем не оцененным величавым изяществом, направляясь к шиферному покрову, без труда пробираясь в лабиринте теплых воздушных потоков над частоколом больших и малых дымовых труб.
Он сделал вираж к исполинским цилиндрическим газгольдерам Эховой трясины, полетел по дуге назад, нырнул под слой потревоженного воздуха и круто снизился к станции Мог, пулей пронесся под воздушными рельсами, исчез среди крыш Пинкода.
Айзек был погружен в свои вычисления.
Через каждые пять-шесть минут он поглядывал на Лин – она во сне корчилась, как беспомощная личинка, и шевелила руками. Глаза у него были потухшими – и казалось, они вообще никогда в жизни не светились.
В середине дня, когда он успел проработать часа полтора, со двора донесся какой-то стук. Через полминуты кто-то затопал по лестнице.
Айзек замер. Он надеялся, что шаги прекратятся, что это пришел к себе один из здешних наркоманов. Но топот продолжался. Вот неизвестный целеустремленно преодолел последние два замусоренных марша и остановился возле двери.
Айзек не дышал. Сердце колотилось в тревоге. Он заозирался в поисках пистолета.
В дверь постучали. Айзек не сказал ни слова.
Через несколько секунд пришедший постучал снова – несильно, но размеренно и настойчиво. И – опять. Айзек, стараясь
За дверью раздался голос – высокий и скрипучий, нечеловеческий, знакомый. Айзек ни слова не разобрал, но тотчас потянулся к двери. Его объял гнев, и он был готов к неприятностям. «Рудгуттер прислал бы целую роту, – подумал он, кладя ладонь на дверную ручку. – А это какой-нибудь наркот-попрошайка». И хотя сам тому не верил, он уже понял, что это не милиция и не люди Попурри.
Он распахнул дверь.
Перед ним на неосвещенной лестничной площадке, чуть наклонившись вперед, стоял гаруда. Гладкое оперение в крапинах, как сухая листва, кривой клюв блестит и похож на экзотическое оружие.
Айзек вмиг сообразил, что это не Ягарек.
У этого был нимб из поднятых крыльев – огромных, величавых; оперение коричневое, с рыжеватым отливом.
Айзек уже и забыть успел, как выглядят неискалеченные гаруды.
Он почти тотчас понял, что произошло. Понял интуитивно – мысль не успела оформиться, структурироваться. Просто догадался, и все.
Через долю секунды вслед за догадкой пришло огромное сомнение, пришли тревога и любопытство. Целый сонм вопросов.
– Кто ты такой?! – рявкнул Айзек. – Какого черта тебе здесь надо? Как меня нашел?
Ответы пришли незваными. Айзек попятился от порога – он не хотел их услышать.
– Грим…неб…лин… – Гаруде нелегко далось это слово. Говорил он так, будто вызывал демона.
Айзек махнул рукой, веля проходить в комнатку. Затворил дверь, подпер ее спинкой стула.
Гаруда прошел в центр комнаты, где солнечный свет нарисовал на полу квадрат. Айзек настороженно следил за гостем. На нем, кроме пыльной набедренной повязки, не было никакой одежды. Оперение темнее, чем у Ягарека. И у Ягарека не было пятен на голове. Движения пришельца были донельзя скупыми – мелкие, резкие, с паузами, в течение которых он напоминал статую.
Склонив голову набок, он долго смотрел на Лин. Наконец Айзек вздохнул, и гаруда перевел взгляд на него.
– Ты кто? – повторил Айзек. – И как сумел меня найти? – Свою догадку он высказать не решился. – Отвечай, твою мать!
Так они и стояли друг против друга – мускулистый гладкоперый гаруда и плотного сложения, даже толстый человек. У гаруды от солнца блестели перья. Айзек вдруг почувствовал усталость. Вместе с гарудой в комнату вошло ощущение чего-то неизбежного, предчувствие финала. И за это Айзек возненавидел гостя.
– Я Каръучай, – сказал тот. Цимекские интонации у него звучали явственней, чем у Ягарека; трудно воспринимать на слух. – Каръучай Сухтухк Вайджхин-хи-хи. Конкретная Индивидуальность Каръучай Очень-Очень Уважаемая.
Айзек молча ждал.
– Как ты меня разыскал? – все-таки спросил он, не дождавшись продолжения.
– За мной… долгий путь, Гримнеб…лин, – сказал Каръучай. – Я – яхджхур… охотник. Много дней охочусь. И в пути, и здесь. Сейчас я охочусь с… золотом и бумажными деньгами… Моя дичь оставляет след слухов… и воспоминаний.