Вокзал Виктория
Шрифт:
Он стал массировать ей плечи, спину. Так неожиданно и неприлично возникшее в ней желание не становилось меньше – просто ужас какой-то, все внутри билось и пульсировало от шеи до ног! – но на сведенные мышцы движения Влада подействовали благотворно: исчезло ощущение, будто в шею воткнули сверху острый кол.
– Во-о… – приговаривал он. – Вот так-то лучше.
Вика перевела дыхание. Многого она еще о себе не знает! И хотя телу стало приятно, в него словно эликсир молодости влили одним махом, но сознавать, что совершенно
– Спасибо, – сказала Вика. – Все прошло.
Она перевернулась на спину. Действительно, шея перестала болеть, а голова кружиться. И лицо Влада, светлые веселые его глаза сразу же явились перед нею отчетливо, во всей красе.
Глаза действовали на Вику не меньше, чем прикосновения. Вот наказанье!
Пришла Наташа с подносом, на котором стоял стакан в подстаканнике и лежала шоколадка.
– Чай очень крепкий, – предупредила она. – И сахара шесть ложек. Но я лимон бросила, чтоб не так приторно было.
Вика села, взяла, поблагодарив, чай. Ей хотелось поскорее уйти. Не очень-то приятно вдруг обнаружить, что ты готова отдаться совершенно постороннему мужчине. А если он почувствовал ее желание? Вику даже холодный пот прошиб, когда она это представила.
– Спасибо, – поспешно повторила она. – Со мной все в порядке, я пойду. У меня сегодня еще одна клиентка.
– Так сильно деньги любишь? – усмехнулся Влад.
Это замечание, да еще вместе с усмешкой рассердило Вику.
– Люблю ни от кого не зависеть, – отрезала она, вставая с раскладушки.
– Это правильно, – кивнул он. – У меня тоже характер тот еще. Ладно, пошли.
– Куда? – не поняла Вика.
– Скажешь, куда. Отвезу тебя.
– Не надо! – воскликнула она.
Влад посмотрел удивленно.
– Ты что? – сказал он.
Кажется, решив что-либо, он не брал во внимание посторонних возражений. Он не принимал при этом командирский вид, не супил сурово брови, его лицо вообще не менялось. Но делал он все так, как будто возражений и быть не может.
А вообще-то зачем ему возражать? Пусть довезет.
За три часа снег успел растаять начисто, даже на газонах его не осталось. Тускло зеленела последняя осенняя трава, текли вдоль тротуаров грязные ручейки, и все это вместе со сгущающимися сумерками должно было нагонять уныние.
Но молодая бодрость, так неожиданно и сильно проснувшаяся, никуда из Викиного организма не исчезла. Она бурлила у нее внутри и радостно покалывала губы. Как пузырьки первого лимонада, выпитого в детстве. Вика очень хорошо запомнила это ощущение и теперь узнавала его.
Когда она сказала, что ей надо попасть на Шаболовку, Влад даже приостановился в дверях подъезда.
– Ничего себе! – воскликнул он. – Вот это судьба! Я же там живу.
– Так уж сразу и судьба, – пожала плечами
Но вообще-то и ее такое совпадение поразило. И не могла она понять, приятно поразило или неприятно.
Она шла вслед за Владом через двор к его машине и изо всех сил старалась не любоваться его походкой. Но с ума же можно сойти от такой походки – как не любоваться! Абсолютная естественность, не скован ничем, и идет так же ладно, так же уверенно, как разминал Викины сведенные мышцы, как придерживал стакан с чаем, когда она делала первые глотки и руки у нее еще подрагивали от не совсем прошедшей слабости.
Они прошли мимо детской площадки, свернули за угол, к торцу дома. Влад достал из кармана ключи от машины.
Черный «Лендровер» стоял у тротуара косо. Словно припал к асфальту левым боком. Да и не стоял он, а почти лежал на брюхе.
«Похоже, совпадениям конца не будет, – подумала Вика. – Может, и правда судьба?»
Влад рассердился так, что она испугалась. Лицо побелело, скулы стали острыми, наверное, из-за стиснувшихся от гнева зубов. Он ударил ногой по одному из спущенных колес, зло выдохнул:
– Гады! Это кому ж я так дорогу перешел, а?
И задрал голову, словно тот, кому он перешел дорогу, должен был показаться в разрыве серых туч. Он был не только сердит, но и так расстроен, что Вике захотелось признаться в своем преступлении. Или убежать от греха подальше. И непонятно было, что окажется сильнее – честность, появившаяся у нее в зрелые годы, или страх за свою шкуру, обычный в детстве.
Но пока она размышляла, как поступить, Влад взял себя в руки. То есть чуть ли не в буквальном смысле слова – сжал кулаки, разжал и мрачно буркнул:
– Видишь что. Придется тебе самой добираться.
– Я доберусь, – поспешно кивнула Вика. – А… что ты будешь делать? – спросила она, прежде чем сообразила, что вопрос дурацкий.
– Эвакуатор вызывать.
Вика помедлила еще мгновенье… Нет, не смогла решиться!
– Я пойду? – осторожно спросила она. – Или подождать?
– Чего ждать?! – рявкнул он. – Иди уже!
Гнев его выглядел таким же открытым, как улыбка и взгляд. Мороз шел по коже от одного лишь зрелища такого гнева!
Вика не решилась даже «до свидания» сказать. Мысль о том, чтобы признаться, исчезла вовсе.
Она попятилась и без оглядки, все ускоряя шаг, пошла прочь.
Буря бушевала у нее в груди. Немало в ее жизни было разных чувств, но только теперь она поняла, что означает это книжное выражение: в груди бушует буря.
Прежде все ее чувства, даже самые сильные, были непротиворечивы. Она любила, ненавидела, возмущалась, радовалась, злилась, чувства могли давать ей счастье или больно бить и ранить, но они не сталкивались друг с другом, налетая с противоположных сторон, они не были взаимоисключающими.