Вокзал Виктория
Шрифт:
Вика никого не переубеждала – зачем? Не все ли равно посторонним людям, кто отец ее ребенка? Ей и самой уже все равно.
Но когда, возвращаясь вечером из магазина, она столкнулась с этим отцом буквально нос к носу на улице возле детдома, то все-таки растерялась. Почти как в тот раз, когда увидела его впервые.
Он переменился с того раза. Или это ее взгляд переменился? Да, наверное – Вика смотрела сейчас на Максима Леонидовича и не чувствовала ни малейшего трепета. Ни в себе, ни в нем.
– Здравствуй, – сказал он. –
– О чем? – спросила она.
– А ты не понимаешь?
– Нет.
Вика пожала плечами. Она действительно не понимала. Она проучилась в университете и прожила в Перми всего полгода, но ее представления об отношениях между взрослыми людьми изменились за это время существенно. И сквозь увеличительное стекло произошедшей с нею перемены она видела свои отношения с Максимом Леонидовичем, как… Да просто не видела она их, вот как. Не может у нее с ним быть никаких отношений, ну и нечего о нем, значит, думать.
Ветер был злой, снег лепил в лицо, улица была пустынна.
– Давай хоть под стену отойдем, – сказал Максим Леонидович.
Вика сделала несколько шагов в сторону и остановилась под стеной дома. Здесь не так сильно шумел ветер, можно было разговаривать.
– Почему ты мне не сказала… про это? – спросил Максим Леонидович.
Она нисколько не удивилась, что он связывает ее беременность с собою. Если она чувствует, что их связь была хоть и мгновенной, но не случайной, то почему бы и ему не чувствовать того же самого?
– А что б вы сделали? – усмехнулась Вика. – Жить со мной стали бы?
Наверное, она произнесла это слишком насмешливым тоном. И, может, такой тон обидел его.
– Уж как-нибудь решил бы! – сердито воскликнул он. Но тут же взял себя в руки и произнес уже спокойнее: – Можно было бы меры принять, если бы ты мне сразу сказала.
Под мерами он, наверное, понимал аборт. То же самое сказала ей в женской консультации врачиха, когда стала заполнять карточку и спрашивать о семейном положении и родителях. Про аборт – да, Вика как-то не сообразила. Может, и сделала бы, если бы ей вовремя подсказали. А может, и нет.
Когда она поняла, что беременна, то впала в такое состояние, в каком никогда не находилась прежде. Токсикоза у нее не было, она ходила на лекции, сидела в библиотеке, готовилась к семинарам, и во всем этом ровном течении жизни ей было так хорошо, что казалось, все это будет длиться и длиться вечно. Да, именно ощущение вечности вдруг накрыло ее. Как будто опустилось сверху большое, но очень легкое облако.
Но объяснить Максиму Леонидовичу, что происходило с ней тогда, Вика не могла. Она и себе-то не могла этого объяснить.
– Но что-то я… – проговорил он. – Растерялся, наверное. Ну так растеряешься тут! Когда Козловская явилась жилье для тебя требовать, потому что ты родить должна… Я слова не мог выговорить.
Значит, Ольга Васильевна не стала рассчитывать на Викину способность
– Послушай, – сказал Максим Леонидович, – а ты уверена, что это мой ребенок?
Все-таки он задал этот вопрос. Что ж, и правильно. Когда забеременела Викина соседка по комнате в общаге, то честно сказала: спала с троими сразу, кто отец, не знаю, а предъявлять буду тому, у которого материальное положение получше.
Так что Максим Леонидович имеет право спросить, конечно. Хотя и непонятно, зачем ему это знать.
– Уверена, – ответила Вика. – У меня после вас мужчин не было.
– Так я и думал! – Он не произнес это, а простонал. – И ведь сразу же понял, сразу!..
– Что поняли?
– Что ты на других не похожа. – В его голосе послышалось уныние. – Ладно, – вздохнул он. – Теперь это уже не имеет значения. Скажи, чего ты от меня хочешь?
– Я – от вас? – удивилась Вика.
– Да, да! – раздраженно бросил он. – Я хочу, чтобы ты понимала: если докажешь отцовство, то получишь только алименты.
– Я не собираюсь ничего доказывать.
Его слова, его тон не показались ей обидными и тем более не ошеломили ее. Если бы он заговорил с ней так в тот день, когда они шли под цветущими яблонями и она чувствовала, что любит его больше жизни, – тогда да, тогда она в Каму бросилась бы от таких слов, наверное. А сейчас…
Между двумя встречами с Максимом Леонидовичем она переменилась так сильно, что теперь перед ним стояла совсем другая Вика. Он этого не знал, потому что внешне, если не считать живота, она выглядела точно так же. Но внутри себя она стала другая, и любила она его в той жизни, в которой ее теперь уже не было.
Эта мысль была смутной, не совсем понятной, и сейчас, то есть прямо сию секунду у Вики не было возможности разобраться в ней получше. Но и не к спеху, потом разберется.
– Ты правду говоришь? Правда, не собираешься доказывать?
В его голосе слышалась просительная надежда. Это было неприятно.
– Да, – ответила Вика. И объяснила: – Я с вами жить не хочу, не думайте. Я вас больше уже не люблю.
– О господи! – Он покрутил головой. – Все это было бы смешно, когда бы не было так… Ну хорошо. Мне придется положиться на твое слово. Больше все равно не на что. Не к нотариусу же тебя вести за распиской.
– Могу сходить, – пожала плечами Вика.
– Не заверит, – усмехнулся Максим Леонидович. – Но на твое слово я надеюсь. Сколько тебе лет? – спросил он.
Она уже ненавидела этот вопрос. После того как беременность стала заметна, ей задали его раз сто, наверное. Многим людям по службе было положено интересоваться этим.
– Восемнадцать. Через месяц будет.
Даже в белом свете фонаря было видно, как побледнело его лицо.
– Виктория!.. – простонал он. – Я тебе помогу, честное слово! Я серьезно могу тебе помочь, я все сделаю!