Волчара выходит на след
Шрифт:
Вдруг впереди раздался громкий треск кустов. Длинная рваная тень метнулась в сторону от тропы. Мостовой тут же, сдернув с плеча автомат, бросился вперед, обгоняя деда. Проскочил полсотни метров через чащу напролом и, не успев вовремя затормозить, споткнулся и налетел грудью на клубок копошащихся на земле разгоряченных тел. Через полминуты возня затихла, и зеленый тонкий луч фонарика выхватил из темноты прижатые щекой к щеке потные лица Бельдина и китаеза.
– Ни ганцхай цзяньси цинь гао! [70] – с тихим дребезгом в голосе обратился к китайцу Славкин.
70
Тебя
– Пу ши во! Та ши а [71] ! – брызнул слюною в ответ китаез и по-мальчишески вызывающе вздернул подбородок.
– Вот бля, – схватив за воротник Бельдина, грязно выругался Саня. – Ты, сука, точно жить не хочешь?!
– Я боюсь! – тут же с выпученными глазами заверещал Алексей Константинович. – Я не могу! Я не верю, что вы меня отпустите! Я вам вообще не верю!
– Заткнись, – цыкнул Славкин и резким движением выдернул из-за спины узкий метательный нож. Притиснул его тупым ребром к горлу Бельдина. Тот моментально захлебнулся, вытянул шею, как испуганный гусак. Славкин давил и давил. До тех пор, пока Бельдин, потащив за собой пристегнутого к нему китайца, не вытянулся в полный рост, прогнул спину и, хрипя, завалился в кусты. Завалился и, пару раз вяло трепыхнувшись, притих.
71
Это не я! Это все он! (кит.).
Фонарик потух. Наступила тишина. С минуту никто не двигался. Потом Андрей негромко произнес с нескрываемой иронией:
– А ты, Санек, оказывается, как и твой Егорка, – полиглот? По-китайски шпрехаешь?
– Совсем немного. Пару фраз – не больше. Но иногда – на пользу. Как сейчас.
– Ну-ну. Не спорю.
– Так. На этом – точка, – не обращая внимания на подначку, подытожил Саня. – Через минуту – дальше. – И вдруг совсем каким-то не своим, мягко укоряющим голоском прибавил: – А вы, мужички, совсем напрасно дергаетесь. Вот ей-бо – напрасно!.. Если все пройдет путем, как надо, я вас по-любому отпущу. В этом заверяю клятвенно. Нас интересуют только камни. Свое получим и уйдем. И все. А вот еще раз ерепнетесь по дороге – точно придушу. И это тоже обещаю. Ясно?
ВАН ДЭН-лао
– Попробуй еще раз, cяо-Ли. Он должен, он обязан тебе поверить. Ведь это правда. Попробуй втолковать ему, что ее действительно никто не трогал. В момент передачи она была совершенно здорова. Да и вернули ее сразу же – через три дня при обмене. Русские вернули наших людей в обмен на его жену. Все, что произошло с ней потом, случилось уже на российской стороне. И зачем нужно было накачивать ее наркотиком – знают только они. Что? Он все равно не верит? Это очень плохо. Значит, ты не находишь нужных слов. И все-таки… ты еще раз попробуй, мой мальчик. Я прошу тебя. От этого сейчас зависит все!
Ван Дэн-лао с усилием, словно приклеенную, оторвал трубку от уха и, не выпуская ее из руки, несколько раз протяжно, с хрипеньем, вздохнул открытым ртом. Ему не хватало воздуха. Голова кружилась, и по сетчатке глаз, словно по темному небосводу, ползли и ползли из края в край, как титры по экрану, скачущие холодные огоньки.
Он вздрогнул, встрепенулся и снова рывком приблизил трубку к уху, придавил ее так, что услышал, как через монотонный непрерывный гул слабыми, аритмичными, затухающими толчками пульсирует кровь в виске.
После предыдущего разговора с сяо-Ли он так и не сообщил
Ван Ден-лао опустил изящную золоченую трубку на рычаг. Двумя руками, очень осторожно, будто она была сделана не из кости и металла, а из тончайшего и хрупкого ханьского фаянса. Соскользнул невидящим взглядом на темный от старости лак ажурного колченого столика с головами грифонов по углам. И вдруг рывком расправил плечи и задохнулся от нахлынувшего упоительного чувства необычайной легкости в каждой клеточке своего давно истраченного тела. Словно все многочисленные старческие хвори неожиданно, в один неуловимый миг покинули его, испарились вместе с липким потом страха, ежеминутно отравлявшим все его существование.
Теперь он был по-настоящему свободен! Так, как не был свободен никогда на протяжении всей своей долгой и суетной жизни.
И непривычно легкими, невесомыми шагами он пересек темную комнату и замер, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу.
На мертвой пустынной спящей улице Хейхэ мела метель.
АНДРЕЙ
– Та минбай, вомэн пуши зай кайвансиаю па? [72] – спросил Краев. – Та женши дао, ци фендшон хоу, куанцинь баоджа [73] ?
72
Он понял, что мы не шутим? (кит.).
73
Что через несколько минут прииск взлетит на воздух? (кит.).
– Ши де, та сян… син [74] , – ответил Ли Вэйгу.
– Ну, вот, Андрюха, – сказал Саня, обращаясь к Мостовому, – перевожу тебе дословно. Твой основной вражина в полной прострации и душевном раздрае. Сейчас он себе однозначно кишки пустит. Или как там у этих китаезов принято? Они же не япошки? Да ладно. Это уже не суть важно. Главное – результат. Так как, братишка? Ты теперь доволен? И добре… Чую, что доволен.
– Но почему еще до штурма? Ты ведь говорил, что после?
74
Да, он… поверил (кит.).
– А разве это так существенно? До или после? Скоро придавишь пальцем, как хотел. Ну-ну, теперь хоть не менжуйся. Держи-ка пульт и рацию. И ровно через пять минут после моего выхода в эфир жиманешь на эту вот красную пимпочку. Смотри – не перепутай. Ну что, Егор, погнали?
– Один момент, – ответил Краев и молниеносно крест-накрест взмахнул рукой. Тускло блеснула сталь. Раздались тихий свистящий сип и шорох оседающих на землю тел. Семеныч вскрикнул и отшатнулся в сторону. Мостовой не шелохнулся. Устоял на месте. Он был давно готов к этому. Давно уже ждал этого момента.