Волчара выходит на след
Шрифт:
Медленно расходилась, расползалась мгла. Оседала все ниже и ниже. Стлалась по заледеневшей, присыпанной снегом земле. Забивалась все глубже и глубже в хмурые кедрачи, в мертвые уродливые клети буреломов.
– И зачем до света дотянули? – спросил Семеныч и тут же сам себе ответил: – Знать не нужно им напрасно хорониться. Знать не след потемкаться. Видать, большую… силищу имеют. – И, помолчав немного, уронил опасливо: И чего же он доселе не звонит? Поди уж три часа заминуло? А то и боле?.. Кабы тебе не запоздать?..
– Что – запоздать? – рассеянно спросил Андрей.
– Ну как «чего»? На кнопку-то нажать?
– Зачем, Иван Семеныч? Это… ни к чему. Ведь взрыва никакого все равно не будет.
– А чего ж тогда-то будет?
– Резня. Обыкновенная поганая резня. Точней… – уже была. Без нас с тобою все давно закончилось.
Они стояли на покатой вершине невысокого увала и молча смотрели вниз на приисковый полигон. Там, среди замершей техники, продолговатых коробок каких-то многочисленных технических строений сновали крепкие фигуры в черном. Сновали деловито, но слишком неторопливо и хаотично, как упитые нализавшиеся ломехузы [75] муравьи. А в центре ровной площадки перед квадратной приземистой кирпичной постройкой замер армейский транспортный вертолет, распластав до самой земли тяжелые крылья лопастей.
75
Ломехуза (лат. Lomechusa strumosa) – насекомое из группы мирмекофилов – небольшой жучок (5–6 мм длиной) с короткими блестящими надкрыльями – бич любого муравейника. Муравьи скармливают им собственных личинок, отдают им последний корм ради того, чтобы полизать сладкую отрыжку из зобика жучка, оказывающую на них пьянящее действие. Муравьи теперь «…похожи на пьяниц, способных ради рюмки водки лишить своих детей молока!» (И.А.Халифман). Муравейник постепенно деградирует и погибает.
Громко захрустел валежник за спиной. Мостовой обернулся и, шумно втянув в себя воздух через расширенные ноздри, заиграл желваками:
– Ты?!
Перед ним, рядом со Славкиным и Краевым, стоял старый знакомый фээсбэшник, полковник Мальков. Такой же чистенький и ухоженный, как и тогда, три года назад во время их первой встречи. В таком же новом, с иголочки, теплом камуфляже. С таким же хищным прищуром холодных неподвижных глаз.
– Ну что, Санек? – изо всех сил стараясь говорить сдержанно, произнес Мостовой. – Теперь я за тебя совсем спокоен. Я вижу, ты путем пристроился. Так значит, значит, тебя ко мне… банально… подсадили? И вся эта долгая пустая кутерьма…
– Ты хорошо соображаешь, Андрюха. Да только… слишком долго. А я ведь тебе, братушка, открытым текстом выдавал. Еще тогда, в гарнизоне. Втемяшивал в твою худую бошку, что тебя еще раз разыграют.
– Что?! – неожиданно взорвался Мальков. – Да ты, капитан, совсем охренел?! Да ты же загребешься у меня отписывать! – Схватился за подвешенную к портупее кобуру. Но Славкин его опередил – ударил Малькова по рукам, вырвал из его кобуры «макара» и кинул его Краеву. Тот ловко поймал пистолет на лету, сунул не глядя за пазуху.
– Да ты! Ты! – побагровев, продолжал горланить фээсбэшник.
– Все! – рявкнул на него Санек и, убедившись, что Мальков заткнулся, прибавил тише, с расстановкой: – И не гони пургу, полковник. Нам не тебе отписывать. У нас своя епархия. Все. Убери его, Егор. Он больше здесь не нужен. Сам все сделаю.
– Сделаешь? – спросил Краев и посмотрел на Славкина в упор.
Саня не ответил. Только хмыкнул.
Проводив взглядом коллег, Славкин снова посмотрел на друга. Лицо его при этом не отражало никаких эмоций:
– Сейчас вы с дедом тихенько уйдете. Назад вам, естественно, путь заказан.
– Еще один вопрос.
– Валяй.
– Так значит, в гарнизоне – это тоже все тобой подстроено?
– Да. Нас слишком время торопило. И там уже без всяких антимоний. Все? Еще чего-то?
– Нет.
– Тогда валите.
– И Бог тебе судья, – сказал Семеныч.
Славкин снова не ответил. Только хмыкнул на прощанье.
Захмарило. Заштилело. Острый, как шило, горняк [76] , задувший было еще в потемках, жахнул, как только полностью развиднелось, сквозанул со свистом по тайге и умер, коротко ворчнув на обертонах.
76
Горняк – ветер с гор (мест.).
Резко потеплело. На глазах истаяла куржа, зачастила мелкая капель с кедровых лап.
Сидел на кромке голого скального выступа. Смолил подряд вторую сигарету, не замечая горечи во рту. Бездумно. Бесчувственно. Устремляясь безразличным взглядом внутрь.
– А морок идет, Андрюша! Язви его! – озаботился Семеныч, сердито и решительно потряс за плечо. – Не ровен час в верхах прихватит – намытаримся.
– На… мы… таримся, – повторил за стариком врастяжку, с раздумчивым придыханием, словно пробуя слово на вкус.
Тяжело поднялся. Поддернул за ремень лежавший рядом автомат. Забросил его за плечо и шагнул… назад.
– Ну, и на кой их отпустил? Опять какую-то комбинашку затеял?
– А что, нам этих троих чернозадых «джигитов»-джанов, уважающих «Арарат», для убедительной картинки не хватает? По-моему, за глаза.
– Да ладно, колись уже. Я ж тебя как облупленного знаю.
– Да никуда они не денутся. У них же маячки – в прикладах.
– А по пути стволы не скинут?
– Не должны. Тайга же все-таки. Да пусть и сбросят. Я ж подстраховался.
– Ну, ты и жучила! И их, и кержаков зачистить сразу – махом.
– А что мудрить? Пускай дотопают, а там – по «маячку» – и вся недолга.