Волчата голодны всегда
Шрифт:
– Ты найдешь мне сына? – с надеждой посмотрела на Кузьму мать их пленника.
– Да, да, успокойся, я сделаю все, что смогу, – поспешил заверить ее Обносов, продолжая лихорадочно соображать, как ему поступить.
Размышления прервал звонок Ника. Кузьма, извинившись, отошел от столика для разговора.
– Чего там с Беляковым, все уже кончено? – поинтересовался Малахитов.
– Так Дрон работает над изменением показаний, – напомнил Кузьма. – Зачем спешить с крайностями. Даже будет выгодней, если он изменит показания и скажет, что оговорил Карлика по просьбе капитана Фролова. Тем самым убьем сразу двух зайцев.
– Ладно, поступай как хочешь, но помни, ты за это в ответе, – предупредил Ник.
– Звоню в прокуратуру, поставлю всех там на уши, – сказал после разговора с Малахитовым Татьяне Обносов.
Георгий вышел из кабинета Фролова с надеждой, что капитан найдет его друга в самое ближайшее время. Не успел он спуститься со ступенек здания горотдела полиции, как его перегнал Фролов и, заскочив в свою машину, рванул с места в неизвестном направлении. Такая бурная реакция оперативника немного успокоила парня, внушив ему еще больше надежды на хороший исход. Он решил не возвращаться в школу, а прогуляться по городу. Выйдя к центральной площади города, Георгий увидел группу молодежи с плакатами, митингующую возле памятника Владимиру Ильичу Ленину. «Педофилы, вон из города!», «Поп позорит всю церковь!», «Не отдадим свой город попам-гомосексуалистам!» – прочитал Георгий позорящие его отца лозунги. В группе митингующих он заметил своего одноклассника Длинного и еще пару знакомых лиц. Взрослых было крайне мало. Не желая быть замеченным, он развернулся и направился на церковный двор. Служба в храме уже закончилась, и во дворе осталась группа из 40–50 человек, в основном костяк прихода, которые задержались для того, чтобы поддержать отца Арсения. Первым к священнику обратился староста церкви, который выразил общее мнение, что статья в газете написана с одной целью – дискредитировать отца Арсения в глаза прихода.
– Вы, батюшка, слишком смело и бескомпромиссно начали обличать греховодные нравы, царящие в нашем городе, вот и получили ком грязной лжи от идеологов распутства и бесовщины, – констатировал староста.
– Отец наш, не поддавайся! Яви нам пример духовной стойкости! Не бросай нас! – раздались голоса паствы.
– Бросать? Да Бог с вами, как же я такое могу себе вообразить? – искренне удивился отец Арсений.
– Прошлый священник уехал, после того как на него начали поклеп возводить, как и на вас, только обвиняли в пьянстве, – пояснил староста. – Вот люди и волнуются.
– Нет, я не оставлю вас, даже если меня оболгут в тысячу раз больше, – успокоил верующих священник. – Однако если ничем не ответить, то они начнут клеветать без остановки, и в конце концов у меня могут возникнуть неприятности в епархии.
– Так что же делать? – с готовностью спросил староста. – Ты нам только скажи, отец наш.
– Надо усилить работу родительского комитета, коллективно противостоять этому насилию со стороны несовершеннолетних. Должна быть взаимопомощь. Такая мобильная, что, если какое насилие и беззаконие творится, можно было бы в комитет позвонить, как в полицию, и дежурные родители поспешили бы на выручку, – разъяснил план действий священник. – А самое главное, надо провести крестный ход, пронести храмовую икону вокруг церкви во спасение заблудших душ детей наших, и просить Спасителя послать нам силы смирения и терпимости, а детей наших вразумить. Чтобы воцарились между всеми любовь и понимание.
Все довольным гулом поддержали отца Арсения.
За обедом он был грустен и немного рассеян. Матушка Варвара вздыхала, но не касалась неприятной темы, боясь даже своей поддержкой сделать ему больно.
– Еще пара таких статей в газете, и меня отзовут с прихода, – неожиданно произнес священник.
Было непонятно, кому эти слова адресованы.
– Что, тебя в епархии не знают? Они не поверят этой клевете, – не выдержала матушка Варвара.
– Не в этом дело. Никто из отцов церковных не усомнится в моей чистоте, но важен отрицательный общественный резонанс, который вызывают такие публикации. Авторитет церкви превыше всего, – грустно пояснил отец Арсений.
– Так что, неужели мы не осилим это зло? – вырвалось у Георгия.
– Осилим обязательно. – Уверенность опять вернулась к отцу Арсению. – Только спасительным оружием будут неустанные молитвы к Богу нашему и крестный ход.
– А я просто знаю, что после крестного хода все наладится, – без тени сомнения произнесла матушка Варвара.
– Твои слова да Богу в уши, – с улыбкой посмотрел на свою жену отец Арсений.
Малахитов заехал в адвокатский офис подписать документы по переводу имущества родителей в собственность Обносову. Самого Кузьмы Сергеевича не было, но пакет подготовленных адвокатом Борисенковым документов ждал Николая на столе адвоката. Он начал подписывать, но его отвлек звонок Сереги Длинного, который попросил его встретиться с его отцом, у которого какая-то полезная информация. Ник согласился. Через пятнадцать минут в офис подъехал лейтенант ДПС Близняк.
– Я очень занят, у вас пять минут времени, – установил жесткий регламент Малахитов, как только инспектор зашел в кабинет.
– Я только что с совета родительского комитета, или что там у них, – без обиняков начал офицер. – Этот поп подбивает жителей создавать дежурные бригады, которые будут выезжать по вызовам родителей в случае наезда бригад омсовцев.
– Все никак не может успокоиться? – нахмурился Ник.
– Да, и еще он собирается завтра провести крестный ход, – услужливо хихикнул Близняк. – Хочет призвать на вас небесные силы.
– А тебе чего? – недовольно прервал его Малахитов. – Ты вроде уже от своего сыночка наполучал сполна. Чего суетишься?
– Повышения хочу на службе, – подобострастно заерзал дэпээсник. – Замом начальника отдела хочется стать.
– Что же, я отцу своего одноклассника могу помочь, – кивнул Ник. – Будешь мне постоянно докладывать о всех движениях в этом родительском комитете.
Он сделал нетерпеливый жест, показывая Близняку, что его время закончилось. После его ухода Малахитов опять взялся подписывать бумаги в помеченных галочками местах. Закончив, он собрался уходить, но его остановил звонок мобильного телефона. Звонил отец. Ник опустился назад в кресло, не решаясь ответить. Вызов прекратился. И в ту же секунду пришла эсэмэска. «Я буду послезавтра, не наделай глупостей в последние дни. Как приеду, мы пойдем в прокуратуру, где ты чистосердечно признаешься в покушении на убийство своих родителей. Только в этом случае я позволю тебе существовать дальше, и то исключительно по просьбе твоей матери». Николай читал длинное послание, удивляясь, как быстро оно пришло после отбоя звонка – ведь для того, чтобы его написать, даже чемпиону по быстроте набора понадобилось бы полминуты. Мистика, от которой по телу пробежал холодок. Николай быстро перезвонил Обносову, но у того было занято.
Кузьма Сергеевич наконец-то дозвонился до Дрона. В трубке он услышал сдавленный стон, переходящий в хрип.
– Дрон, алле, чего там происходит? – поинтересовался кандидат в мэры города.
– А, это вы, Кузьма Сергеевич, – задыхаясь, словно после физического упражнения, отозвался его подручный. – Все нормально, только что закончили работу. Вы будете нами довольны.
– Что значит, закончили? – не понял Кузьма. – Парень согласился на смену показаний?
– Нет, но это уже не проблема, – уточнил Дрон. – Пацан повесился, оставив предсмертную записку.
– Как, сам? – Обносову, который в этот момент встретился взглядом с матерью Федьки, стало не по себе, и он повернулся к ней спиной, чтобы не выдать себя.
– Обижаете, Кузьма Сергеевич, – самодовольно произнес убийца. – Я его развел на раз. Сказал, что если напишет отказную, то мы его отпустим, а сам надиктовал ему текст под запись как раз на предсмертную записку, ну и подвесил его. Вы позвонили, когда он еще хрипел.
Обносов вспомнил сдавленный стон и хрип в первые секунды звонка.