Волчье лето
Шрифт:
Никто специально не приезжал сюда, чтобы избавиться от тела.
Столкнулись две машины, кто-то погиб и человек из другого автомобиля решил быстро избавиться от тела. Приволок его в лес, как смог, прикрыл, чтобы не видно было с дороги, и поехал дальше.
Ханна остановилась. Оба автомобиля исчезли.
Значит, во второй машине находилось минимум два человека. А может, и нет. Один человек мог сначала отогнать свою машину, потом вернуться и уехать на машине жертвы. Не очень правдоподобно, но вероятность такая есть – на местных пустынных дорогах можно часами
Ханна была вынуждена признать, что единственное, в чем она точно уверена – мужчина мертв, а кто-то, один или несколько, постарались сделать так, чтобы никто не нашел тело. И его, возможно, никто бы и не нашел, если бы кому-то не пришло в голову отравить двух волков в паре миль отсюда.
Катя ждала.
Она умела ждать.
Провела б'oльшую часть взросления, занимаясь именно этим. В ней отпечаталась идея, что терпение – это путь к успеху. Она знала, чтобы скоротать время, другие старались ни о чем не думать. Полностью очистить голову, уйти в себя.
Но не она. Ей слишком быстро становилось скучно.
Поэтому она бродила по незнакомой квартире. Две комнаты с кухней на седьмом этаже одиннадцатиэтажного дома на окраине Санкт-Петербурга. Она уже побывала в маленькой спальне, посидела на односпальной кровати с вязаным покрывалом и двумя диванными подушками, с любопытством поизучала немногочисленные предметы на тумбочке, которые дали ей понять, что в квартире живет верующая женщина, нуждающаяся в очках для чтения и на первый взгляд не имеющая активной половой жизни.
На комоде у окна – фото знакомого Кате мужчины.
Станислав Кузнецов.
Там, перед старинным настольным зеркалом, лежала косметика. Не задумываясь, она начала переставлять ее так, чтобы предметы располагались по размеру: отдельно круглые, отдельно четырехугольные, три помады – по цвету, от светлой к темной, и одновременно смотрела в окно на другие одиннадцатиэтажные дома, окружавшие двор, где не хватало деревьев и зелени, чтобы он стал привлекательным для кого-то кроме тех, кто чувствовал необходимость приводить детей на безликую, видавшую виды площадку в центре.
Нижнее белье, чулки, сорочки, шали и платки – в двух ящиках комода. Катя потратила несколько минут, складывая их и помещая в аккуратные стопки, прежде чем открыла шкаф.
Платья, блузы и юбки.
Не очень много всего. Она быстро перевесила вешалки, так чтобы разные предметы висели вместе, слева направо: блузы, юбки, платья. Взглянув напоследок на ничем не примечательные картины на темно-зеленых стенах, она покинула спальню и вошла в гостиную.
Трехместный диван, явно сделанный в 90-х, с покрытым пятнами журнальным столиком перед ним. Под столиком – ковер с длинным ворсом приглушенного зеленого цвета. Просиженное кресло. Все повернуто к телевизору на стене и книжному шкафу, загроможденному томами и с фотографиями в рамках, как она полагала, членов семьи или дальних родственников.
Катя наобум взяла альбом и села в кресло. По ее догадкам, снимки были сделаны в 70-х, поскольку мальчик, должно быть, Станислав,
Внезапно у нее в голове всплыла фотография с мужчиной, которого она много лет звала отцом. Он тоже стоял в дверях, никакой улыбки и уж точно никакого солнца.
Она тут же подавила воспоминания, закрыла альбом, встала и поставила его обратно на полку, потом подошла к окну. Плотное движение на Афонской улице выдавал лишь отдаленный гул. Она сунула палец в один из горшков на подоконнике и пришла к выводу, что цветок нужно полить, а затем зашла в ванную. Серые непромокаемые обои и линолеум более светлого оттенка. Над раковиной шесть белых плиток кафеля в виде прямоугольника. Глубокая, но короткая чугунная ванна на причудливых железных лапках, с душевой занавеской с подобием ангелов по краям.
На мгновение она перенеслась в большой зал.
Двенадцать ванн в ряд, наполненных четырехградусной водой.
Она повернулась к шкафчику над раковиной. Прежде чем его открыть, она увидела свое отражение в зеркальной дверце. Черные, коротко постриженные волосы, выразительные брови над карими глазами, выделяющиеся скулы, прямой нос, полные губы. Как всегда без макияжа, если того не требовала работа. Она знала, что считается красивой, и это помогало ей, упрощало сближение. С мужчинами в особенности, но с годами она убедилась, что независимо от пола все более открыты и дружелюбны с красивыми людьми.
В шкафчике творился бардак. Она опустила крышку унитаза, начала вытаскивать предметы и класть их на нее. Пластыри, зубная паста, зубная нить, спрей для носа, дезодорант, крем, маникюрные ножницы, пилка для стоп, шпильки, клипсы, соль для ванны, бумажные платочки, рецептурные и нерецептурные лекарства. По-прежнему ничего, что бы указывало, что женщина, чей шкафчик Катя опустошала, хоть как-то сексуально активна. Однако, судя по одному из тюбиков, лежавших теперь на крышке унитаза, у нее есть или была грибковая инфекция в малом тазу.
Когда шкафчик опустел, Катя вытерла его влажной туалетной бумагой, а затем поставила все предметы назад в соответствии с системой, где они делились на четыре основных группы: лекарства, средства для тела, уход за волосами, прочее.
Удовлетворенная тем, как она провела эти двадцать минут, она вышла на небольшую кухню. Можно и перекусить, подумала она, и, открыв холодильник, достала масло, сыр, яйца и пиво. Пока на плите готовились яйца, Катя открыла светло-зеленые шкафчики в поисках хлеба, посуды и приборов. Найдя все, что искала, она накрыла маленький стоящий у окна стол. В плетеной корзине на полу лежала газета, для которой писал Кузнецов. Она вытащила ее и положила рядом с блюдцем из шкафчика. Когда яйца сварились, она сполоснула их холодной водой и поставила кастрюлю на подставку.