Волчье семя
Шрифт:
Пытаются заговорить. О чем? Неважно! Мне не о чем говорить с вами, мистфинки!
Между копытами коня лжепшека и чертой смерти четыре шага. Страшно делать их первым? Ваш страх неважен.
Важно время! Каждое мгновение, приближающее Когтя с Белкой к спасению. Остальное - неважно.
Девчонка. Дочка? Ядвига Качиньская. 'Добрая паненка'. Зачем ты убила деда Панаса, ясновельможная? Он считал тебя хорошей. Мистфинки тебя слушаются? Тоже считают хорошей. Тем больней им будет. Еще шаг, паненка...
***
Как легко быть смелой, когда тебя защищают титул, пол, возраст и верный Анджей
И как страшно, когда всё это не имеет значения. Когда впереди стоит жаждущий крови Зверь, которому плевать на титул, возраст и воинов за твоей спиной. Одно движение, и то, что еще недавно было Ядвигой Качиньской, упадет, заливая землю кровью. И никто не успеет прийти на помощь. Даже пошевелиться.
Их только двое: она и Зверь. Маленький и неподвижный, еще более жуткий в своей неподвижности. Прорывающиеся сквозь кроны деревьев лучи покрывают бурую шерсть красными пятнами. Почему красными? Солнце должно оживлять, а не добавлять в облик кровавой жути. Но не хочет. И сама шерсть, словно сгустки спекшейся крови. Оскаленные клыки. Когтистая лапа, сжимающая рукоять короткого меча. Или длинного ножа? Какая разница? Чтобы убить ее Зверю не нужно оружие. Достаточно когтей, рвущих, будто бумагу, любые доспехи. Или рук, способных одним движением свернуть шею взрослому мужчине. Замершая смерть. Ждущая жертву. Каждый шаг может стать последним.
Как же хочется завизжать и броситься назад. Пока не поздно, пока не перешла черту, за которой нет спасения. И бросить вперед жолнежей и ягеров. Они справятся. Потеряют несколько человек, но убьют Зверя. Кого ты готова отдать за смерть мальчишки, не сделавшего тебе ничего плохого, вельможная? Анджея, носившего тебя-кроху на руках? Его сына Вячика? Веселого великана Зигмунда? Поддельного папочку, успевшего стать родным? Или сестру Ридицу? Впрочем, нет, эта выживет! А может, всех? Оптом! Кого ты готова предать, паненка?
А если хочешь, чтобы они жили - иди вперед. К Зверю. Закрой их собой. Убеди смерть отступить. Или умри первой. Это твоя судьба, владетельница. И никто другой не сможет тебя заменить.
Это так просто. Подойти. Объяснить. Он же не Зверь, он мальчишка. Ты всегда мечтала о таком брате, Ядвига. Маленьком. Хорошем. Верном. Добром. Он добрый. Надо только сказать ему это. Достучаться. Пробиться через стену зла, причиненного людьми. Он добрый, хороший, он поймет. Должен понять. Только надо не кричать издалека... Подойти поближе... Сделать несколько шагов. Сначала один, потом еще... Господь всемогущий, как же страшно!..
***
Она сделала этот шаг. И еще один. Никто и ничто не могло ее спасти. Но Медвежонок медлил.
Паненка остановилась шагах в пяти. Подняла полные слез глаза и тихо сказала:
– Прости меня. Можешь убить, если хочешь. Только прости!
***
Лодка ткнулась в траву. Коготь выскочил, не обращая внимания на хлынувшую в сапог воду, вытянул челн на берег насколько мог, помог выбраться Белке. И остановился. Куда? Больше всего хотелось пристроить девочку и рвануть обратно, туда, где убивали брата. Вон и убежище подходящее... Но не рванул. Жизнь приучила не поддаваться чувствам. Помочь он не сможет. Только отберет у Медвежонка возможность убежать. Надо идти дальше. Они в Сварге. В месте, о котором рассказывал дед Панас. Коготь не верил во всеобщее счастье, молочные реки и кисельные берега. Но здесь не охотятся на ларгов и не жгут людей на кострах. А с остальном можно справиться... У них есть нож и десять золотых за подкладкой куртки. Он сглотнул застрявший в горле комок и повернулся к Белке:
– Пойдем!..
***
– Догонишь, и выходите на сварожскую заставу. Тут недалеко, я по карте смотрела, от силы пара часов. Мы туда ваших коней пригоним. И вещи. И сразу скажи, что ларг. По-сварожски: 'Велет'. А лучше в Облике приди. И не забудь сообщить, что хочешь служить князю. Тогда сразу вельможным станешь! У них это по-другому называется, но неважно! И просись на Хор-ти-цу! Ты хорошо запомнил? Ничего не перепутаешь?
– Да запомнил, запомнил...
– Не бурчи! Всё же хорошо!
– Не всё...
– Отто! Ну пожалуйста!
– Ладно, не сердись. Спасибо, шановна пани!
– Я тебя поколочу! Потом, когда ты будешь адекватный.
– Какой?
Короткий вздох, шмыганье носом.
– Когда ты этого захочешь...
***
– Мы живем в страшном мире, святая сестра, - Хюбнер вздохнул, провожая взглядом уходящую лодку. У мальчика позади тринадцать трупов. И это только начало. Ему еще восьми нет. А сколько у его братца? Мы знаем про пять, но ведь на ком-то он оттачивал умение. А что дальше?
– Дальше они перестанут считать, - ответила Ридица.
– Сделают это своим ремеслом... Наш мир такой, какой есть. Не жалеешь, что не получил ручного вильдвера?
– У меня есть, - улыбнулся Арнольд.
– Не ручной, правда, но и Отто ручным не станет. Он - 'Медведь'. 'Честь и верность'! Так, кажется.
– У 'Медведей' не было девиза. И герба тоже. Даже их флаг - на самом деле стяг фон Каубахов. Но по сути ты прав. Давно догадался?
– Почти с самого начала. Только не я. Дочка. Ядвига куда прозорливее меня. Обо всем догадывается. Погостишь у нас еще?
– И сколь долго вельможный пан готов терпеть в своем маетке наказание Господне в моем лице?
– Хоть всю жизнь!
– Извини, Мариуш! Три года. Больше у нас отпусков не бывает...
– Почему три?
– Пока ребенку не исполнится два.
Хюбнер усмехнулся:
– А если ребенок не один?
Ридица рассмеялась:
– Тоже Ядвига придумала?
– Ну уж нет! В этом деле я как-нибудь без нее обойдусь!