Волчье время. Продолжение
Шрифт:
Безликий повторил:
– Отдайте нам дан-Энрикса, и вы останетесь в живых.
– Пошел ты на...., - буркнул прикрывавший Олриса щитом мужчина - незнакомый ему аэлит с курчавой рыжеватой бородой.
– Идите и возьмите, - "перевел" стоявший рядом Рельни. А мгновение спустя раздался странный, булькающий звук, как будто бы Лювинь внезапно подавился. Олрис обернулся и увидел, что разведчик судорожно прижимает руку к горлу. В отблесках костра ладонь казалась красной, масляной от крови. Олрис не успел понять, что это значит, когда ему на голову внезапно обрушился тяжелый удар. Он оказался таким сильным и внезапным, что на секунду все вокруг утратило значение - все, кроме
Какой-то аэлит споткнулся о труп Рельни и упал. Его противник, яростно оскалившись, попробовал добить упавшего мечом, но тот со змеиной гибкостью увернулся от удара и рубанул нападающего по ноге, прямо над сапогом. Олрис инстинктивно отвернулся, но все равно услышал жуткий крик - такой истошный и пронзительный, что внутренности Олриса едва не вывернулись наизнанку.
Открыв глаза, Олрис увидел совсем близко от себя меч Рельни, все еще лежавший не земле рядом с Лювинем. "Возьми его!" - скомандовал какой-то голос в его голове. Но Олрис не потянулся за мечом. Вместо этого он вскочил на ноги и бросился бежать.
Он оказался не единственным, кто попытался спастись бегством. Какой-то человек, сорвав с себя мешавший ему плащ гвардейца, перемахнул через один из заградительных костров буквально в двух шагах от Олриса. Они практически одновременно добежали до деревьев, а потом мужчина закричал, заметив впереди почти неразличимых в темноте адхаров.
Если бы Олрис на мгновение задумался о своих шансах уцелеть, он бы почти наверняка остановился, парализованный ужасом, но страх напрочь отбил у него способность о чем-то думать. В эту минуту он не только не знал, куда он собирается бежать, но вообще едва ли понимал, кто он такой. Он действовал бездумно, как животное. Деревья мелькали вокруг с невероятной быстротой, сердце стучало так, как будто собиралось выпрыгнуть наружу, а гудящая от боли голова казалась чем-то посторонним и ненужным, причинявшим исключительно страдания. В другое время Олрис ни за что не смог бы бежать так быстро дольше нескольких минут, но сейчас, когда животный ужас гнал его вперед, он неожиданно открыл в себе запасы сил, о которых даже не подозревал до этой ночи.
Олрис продолжал бежать до тех пор, пока резкая боль в правом боку не вынудила его перейти на шаг, а потом вообще остановиться. Он почувствовал, что во рту страшно пересохло, а солоноватая, тягучая слюна не столько смачивает горло, сколько вызывает чувство тошноты. Несмотря на то, что Олрису хотелось жадно хватать воздух ртом, он вынудил себя дышать медленно и ровно, чтобы хоть чуть-чуть унять сердцебиение, а заодно попробовал обдумать то, что с ним произошло.
Вокруг него был только темный ночной лес. Сколько он ни прислушивался, тишину не нарушал ни конский топот, ни шум продолжавшегося вдалеке сражения. Он понял, что Безликие остались где-то позади. Никто из них не стал преследовать его. По-видимому, он не представлял для них особенного интереса.
Пару секунд Олрис буквально упивался осознанием того, что он остался жив, но вслед за краткой вспышкой радости его накрыло сокрушительной волной тревоги и вины. Мысль о том, что Ингритт и дан-Энрикса наверняка убили, показалась ему совершенно нестерпимой. Олрис снова вспомнил меч, лежавший на земле, и закусил губу. Он мог бы попытаться спасти Ингритт, вместо того, чтобы сбежать, словно последний трус... Умом он понимал, что из такой попытки не вышло бы ничего хорошего. Он ведь ни разу не держал в руках оружия, за исключением утяжеленного меча для тренировок. Любой гвардеец Уриенса зарубил бы его в первую секунду. Но сейчас это нисколько не мешало ему ненавидеть самого себя.
Олрису вспомнилось, как он мечтал стать воином и победить дан-Энрикса, и его отвращение к себе достигло наивысшей точки.
"Я ничтожество" - подумал он.
Потом он вспомнил Рельни - его перерезанное горло и остекленевший взгляд - и сердце у него тоскливо сжалось. Готовясь к сражению с Безликими, Рельни едва ли мог предположить, что не успеет нанести ни одного удара, и будет убит со спины, исподтишка. Он не заслуживал подобной смерти. "Кто же мог его убить?.." - подумал Олрис. Внутренний голос с издевательской готовностью ответил - "Надо полагать, такой же трус, как ты".
Глаза у Олриса расширились. Только сейчас он начал сознавать, что именно с ними произошло. Должно быть, слабым и безвольным людям свойственно сходить с ума от близости адхаров. Надо полагать, гвардейцы Уриенса чувствовали тот же страх и ту же дурноту, что и он сам, и точно так же перестали что-либо соображать, когда настал решающий момент. Разница заключалась только в том, что он в итоге обратился в бегство, а другие стали убивать своих соратников в надежде - кто бы мог подумать!
– на пощаду от Безликих.
Если посмотреть на дело с этой точки зрения, он был ничем не лучше тех, кто перерезал горло Рельни. В точности такой же бесполезный, жалкий трус.
На одну короткую секунду Олрис пожалел, что не погиб. Потом он все-таки заставил себя отлепиться от холодного ствола, к которому он прислонился, чтобы отдохнуть, и медленно побрел вперед. Идти быстрее он не мог - тело расплачивалось за недавнее усилие, так что при каждом шаге икры обеих ног пронзала боль. Мысли менялись в ритм шагов - дан-Энрикс, Рельни, Ингритт. И опять - дан-Энрикс, Ингритт, Рельни... Олрис мысленно спросил себя, был ли в его жизни хоть один день, когда он был так же несчастен, как теперь, и не сумел найти ответа.
* * *
Кэлрин сидел в одной из пустовавших комнат в "Золотой яблоне" и медленными глотками пил подогретую смесь вина, сырых яиц, меда и молока. Накануне Кэлрина продуло, и горячий напиток должен был смягчить голосовые связки и убрать из голоса едва заметную хрипотцу. Кэлрину предстояло петь весь вечер, и ему совершенно не хотелось, чтобы под конец его голос звучал, как скрип ножа по кухонной доске. Дверь приоткрылась, и возникший на пороге Пенф окинул взглядом комнату, чуть дольше задержавшись взглядом на золотистом затылке Эстри, низко наклонившейся над своим гаэтаном и пытавшейся настроить верхние лады.
– Народу много?..
– спросил Отт, отставив теплое питье.
– Полный зал, - с тяжелым вздохом отозвался мэтр Пенф. Кэлрин удивленно посмотрел на собеседника.
– А почему так мрачно?
– Думаю, что все придется отменить. Внизу Килларо и его молодчики.
Сердце у Кэлрина довольно сильно екнуло. Но внешне он остался спокоен, только выразительно приподнял бровь.
– Что они делают?
– Пока что ничего особенного. Ведут себя тихо, никого не трогают. Но ты же понимаешь, что, как только ты начнешь, они немедленно устроят свару.