Волчьи дети Амэ и Юки
Шрифт:
Она боялась, что превращения дочери вызовут подозрения гостей, и не находила себе места. Но куда больше семью Нирасаки озадачила как раз реакция Ханы.
— Что с тобой, Хана-тян?.. — спросила тётя Нирасаки, недоверчиво поглядывая на Хану.
— А-ха… а-ха-ха-ха-ха.
Той оставалось лишь неловко засмеяться, чтобы замять тему.
Воздух, спускавшийся с гор по утрам и вечерам, становился всё холоднее, а деревья вокруг дома Ханы наряжались в осенние цвета. Она несколько раз копнула
— Ура-а-а!
К Хане подбежали наблюдавшие со стороны дети и тоже порадовались урожаю. Затем они и сами кинулись дёргать стебли, повторяя за матерью. Картошка послушно вылетала из земли. Выкопав весь урожай, они высушили клубни в тени, затем очистили с них грязь и сложили в вёдра. Даже при том, что вёдер в сарае было порядочно, их всё равно не хватило.
Хана набрала огромный пакет картошки и оттащила в деревню, к дому Нирасаки. Она хотела, чтобы тот увидел её картошку первым. Но сколько Хана ни кричала у веранды, никто к ней не выходил. Она даже сходила к сараю, но и там его не оказалось. «Где же дедушка Нирасаки?..»
В конце концов она сдалась и направилась к Хосогаве. Тот жил в изящном доме среди сада, похожего на настоящую рощу, и сам вышел встретить Хану.
— Ага. Хорошие выросли.
— Всё благодаря вам.
Хосогава взял в руки один клубень, хорошенько осмотрел его, затем забрал пакет и унёс в сарай.
— Большое спасибо, очень кстати, а то наша вся погибла.
— Погибла? От чего?
— Кабаны, — ответил Хосогава, возвращаясь из сарая с полной охапкой дайкона, который и сунул Хане.
Затем она направилась к Ямаоке. Тот жил в особняке с таким огромным двором, что в нём нашлось место даже для собственного экскаватора. Ямаока тоже поблагодарил Хану за картошку.
— Чёртовы кабаны. Прокрались с самого утра на огород тише мыши, всё выкопали и растащили. Говорят, в этом году они даже до дома Сакаи дошли. Держи. Осторожно, тяжёлые.
И Ямаока отдал Хане три мешка риса, килограммов по пять каждый.
Через несколько дней в гости к Хане снова пожаловали Хорита и Дои с мужьями. После взаимного обмена подарками дошло и до разговоров за чаем.
— Хана-тян, твой огород единственный не пострадал.
— Вот удивительно, ведь ты так высоко в горах живёшь.
— У тебя ведь наверняка какой-то фокус есть.
— Расскажи, нам всем интересно.
Но Хана не нашлась, что ответить на их слова.
— Да какой у меня фокус?!.
И ведь действительно — она просто поступала в точности так, как говорили тётя Нирасаки, Хосогава и остальные.
— Что такое «фокус»? — тихонько спросил Амэ, сидевший за спиной Ханы.
Но тут сидевшая вместе со всеми Юки подорвалась и выбежала на веранду.
— Писать!
Гости с улыбками проводили взглядом умчавшуюся в сторону туалета Юки.
— Юки-тян такая резвая!
— А…
И тут Хану осенило. Уж не связан ли секрет её дома, который кабаны обходят стороной, с секретом Юки и Амэ?
— Что такое, Хана-тян? — спросил муж Дои, переводя взгляд на хозяйку.
— Да так… ничего, — она улыбнулась и покачала головой.
Когда деревья сбросили листву и приготовились к зиме, в гости пришла тётя Нирасаки с большим пакетом свежайших яиц.
— Ух ты, огромное спасибо.
— Что ты, это тебе за картошку.
— Мы так давно яиц не ели.
— Наслаждайтесь. Кончатся — дай знать.
Хана сразу же понесла их на кухню к старому холодильнику и попыталась как-нибудь там разместить. На полу кухни уже давно скопилась целая гора разных продуктов, никак не влезающих вовнутрь.
Тётя Нирасаки заглянула на кухню и удивлённо обронила:
— Ух ты, какой хорошенький.
— А?
Хана обернулась и посмотрела на тётю Нирасаки. Затем снова перевела взгляд на холодильник. «Кто хорошенький? Холодильник?»
Тем же вечером к дому подъехал грузовичок, из которого вышли муж Нирасаки с сыном, спустили из кузова холодильник побольше и вкатили в дом.
— А этот забираем.
— Но он же такой большой, мне неловко.
Хана не находила себе места и пыталась хоть как-то отговорить семью Нирасаки. При всей своей признательности она не могла заставить себя принять такой дорогой подарок. Но муж Нирасаки усмехнулся и направился к выходу.
— Да ладно тебе, не стесняйся, пользуйся. Он у нас только пыль в сарае собирал.
— А? Но…
— Забирай. Если мы привезём его обратно, дедушка очень рассердится.
— Дедушка? — переспросила Хана.
Муж Нирасаки и его сын ловко надевали обувь в прихожей, не выпуская из рук старый холодильник Ханы.
— Он только и тараторит целыми днями: Хана-тян то, Хана-тян это…
— Влюбился, поди.
— Не смеши. Ему уже за девяносто.
— Так ведь это он всю деревню просил присмотреть за ней…
— Дурак, тебе же сказали держать свой язык за зубами, — громко ругнулся отец, заставив сына съёжиться.
— Так вот оно что, — Хана посмотрела в далёкое небо.
Нирасаки обходил свою террасу. Он приводил в порядок межи и каменные укрепления, выгребал листья из канав; всё это приготовления к тому, что скоро зима завалит поле снегом. Он закончил, когда солнце уже клонилось к закату.
Хана ждала его на тропинке, ведущей к полю. Она вежливо поклонилась и улыбнулась.
— Наконец-то я поняла, для чего мне такое большое поле, — сказала она.
Летом она не понимала, но теперь уже догадалась: урожай кормит не только её семью. Вся деревня делится друг с другом продуктами. Работа в поле научила Хану жить в деревне. Точнее, её научил этому Нирасаки.