Волчьи пляски
Шрифт:
Москва. Козин. Приблизительно в то же самое время 4 августа 1996 года.
Козин был сегодня задумчив. Возможно, даже более задумчив, чем обычно в последнее время. Не то, чтобы выдался проблемный денек, но… Вообще-то голова у Андрея Силантьича мыслить умела много и плодотворно. Согласно его личному убеждению, мыслительный процесс – сокровенное таинство рождения идей и анализа накопленного опыта, полновесно доступно только определенной категории человечества. А мыслительный процесс в его извилинах не прекращался никогда. Даже во сне, облекаясь сознанием в удобоваримую форму сновидения. Иначе быть не могло. Иначе Козину никогда не удалось бы стать тем, кем он являлся
Старинные часы в резном корпусе красного дерева, инкрустированные позолотой и старинными гербами, пробили полдень, когда он закончил с текущими делами. Бросив на них косой взгляд из-за письменного стола, Козин откинулся на мягкую спинку большого кожаного кресла, на котором имел обыкновение сидеть, и потянулся. Он ощущал себя сегодня на эмоциональном подъеме. Наверное, из-за того, что задуманная им акция складывалась до сих пор удачно и без особенных осложнений, не допускать появления которых не мог только тупица. А они, эти осложнения, могли возникнуть в любой момент. Андрей Силантьич ждал, что олигарх Бельский проявит большую активность в противодействии его планам. Ну не мог такой искушенный экономист и бизнес-практик не просчитать тех угроз, которые для него обозначались с момента похищения сына. Этакий недвусмысленный намек на то, что кто-то очень энергичный и амбициозный, бросил свои силы и устремления в его направлении, надеясь сожрать с потрохами. Бельский не мог не понимать того, что оказался под жестким ударом беспощадного конкурента, целью которого стало не просто потеснить с его позиций на большом рынке, а уничтожить совсем, отобрав весь потенциал и активы.
«Он это понял, – в очередной раз сделал вывод по этой теме Козин, – Но проявил неожиданную мягкотелость. Как та овечка, что покорно идет под нож овчара. Непозволительная черта для крупного предпринимателя.
Конечно, любовь к близким, а тем паче к родственникам и детям, дело похвальное. Это прекрасно характеризует человека. Но не крупного и влиятельного бизнесмена. Подобная черта может однозначно расцениваться, как слабость. Этакая ахиллесова пята, удар в которую станет роковым для ее обладателя Разглядев в потенциальном противнике эту слабость, определенно установив ее существование по ряду сопутствующих признаков, Андрей Силантьич поспешил сим воспользоваться. И ударил. Быстро и беспощадно. Наверняка.
Не кривя душой, на месте Бельского он поступил бы по иному. Сразу бы пресек возможность шантажа в зародыше, а затем максимально обозначил для себя противника, дабы уничтожить угрозу в корне. Олигарху это было под силу и, к тому же, выглядело самым логичным шагом крупного игрока. Конечно, пришлось бы пожертвовать собственным ребенком. Необходимая жертва. Зато, появлялась возможность устранить опасность навсегда. Как для себя лично, так и для собственного бизнеса. Игра стоит свеч и сантименты здесь неприемлемы.
Бельский не смог, а оттого удар, нанесенный похищением сына, лишил его воли. Воли и, соответственно, свободы маневра. Даже все его усилия, направленные на спасение и вызволение ребенка, выглядели жалкими. Если не смешными. Чего стоила наивная вера в то, что посланная олигархом в Сибирь одиночная боевая группа, на территории, подконтрольной его противнику сумеет выполнить поставленную перед ней задачу. Да это просто еще одна жертва недомыслия и застоя ума.
Нет, определенно, развитие текущих событий ему нравилось. Путем нехитрой комбинации мальчик, как разменная фигура на шахматной доске, оказался в его руках. Группа бойцов, посланная ему на выручку, также оказалась в его паутине и вряд ли сумеет выбраться. Центральная фигура, то бишь сам Бельский, лишена преимуществ и возможности противодействия. Кажется, весь дальнейший ход игры лежал перед Андреем Силантьичем как на ладони. Неплохая, в общем-то выходит партия в эти самые «шахматишки».
«Весь мир – это большая шахматная доска, – вспомнил Козин, – А все мы лишь фигуры на игровом поле. И только лишь мы сами способны пройти путь от пешки до ферзя, в силах которого станет управлять действиями других фигур.
Его слова. Сталевара. Старик обожает шахматную тематику и, как истинный фанат, старается подогнать законы жизни к рамкам страстно любимой игры…
Отодвинув мысли на более дальний план сознания, Андрей силантьич снова взглянул на циферблат старинных настенных часов. Кажется, сегодня время для него летит незаметно. Уже четверть первого! Непорядок. Придя к подобному выводу, Козин протянул руку и нажал на кнопку электрической сигнализации, что была расположена на столешнице письменного стола.
– Семен, – произнес он, уловив движение приоткрывшейся двери, ведущей из рабочего кабинета, – Время обеда. Скажи Марье Ильиничне, чтобы сервировала стол в обеденном зале. Я буду через десять минут.
Семен, молчаливый малый с вытянутым лицом и крупными выпяченными губами, на протяжении уже более чем пяти лет исполнявший обязанности домоуправителя московской квартиры Андрея Силантьича, понятливо кивнул и сразу же исчез из виду, аккуратно прикрыв за собой дверную створку.
«Весь мир – шахматная доска, – снова вспомнилось Козину.
Он в какой-то мере разделял это субъективное мнение. И даже порой ощущал себя на этой доске значимой фигурой. Но не ферзем. Пока нет. Он верил, что ему это предстояло. Довольно скоро в обозримом будущем. Пока же корона ферзя принадлежала Сталевару. Только у него имелась та свобода мышления и тот потенциал, к которому стремился Андрей Силантьич. Только он умел с легкостью выдумывать многоходовые комбинации и создавать нужную для него ситуацию на поле игры. Только он, этот прозорливый старик, умел делать самые неожиданные ходы, способные повергнуть противника в прах.
Они встречались нечасто. Скорее, даже, редко. Несколько раз тогда…в прежней жизни, когда он еще был не тем… Возобновление отношений произошло уже на следующем этапе жизненного пути. А в последние два года общение стало особенно тесным, даже выразившись в некоторой регулярности. В большей степени, как понимал трезвомыслящий Козин, из-за того, что подготовительный этап деятельности Сталевара заканчивался. Еще немного, и он созреет для открытой борьбы с теми, кто стоит у него на пути. На том самом пути, что ведет к неограниченной власти.
«Осталось сделать лишь несколько шагов, – снова всплыли в памяти слова, услышанные в последней встрече, – Как только мы с тобой преодолеем этот оставшийся отрезок пути, впереди откроются небывалые перспективы. Перспективы, от которых у тебя, мой мальчик, захватит дух.
Андрей Силантьич был склонен верить. Некогда Сталевар являлся одним из соратников его отца. Считался другом. Понятие для партийной элиты былого Союза Советских Социалистических Республик, конечно, относительно, но все-таки… Все-таки он проявил к нему расположение в трудную минуту. Помог. Пусть небескорыстно, но по-другому в этой среде не делалось.