Волчьи ягоды. Сборник
Шрифт:
— Ни в коем случае! — запротестовал я. — Поедем вместе!
Еще вечером Евгений разработал такой план: найти хотя бы одну из тех девчат, что жили в общежитии с Софией Георгице, встретиться и поговорить с теткой Гай Анастасией Павловной Сормовой, к которой пришла с детьми и почти месяц прожила Ирина.
— Тогда быстро собирайся и пошли! — скомандовал Евгений, хотя я уже стоял одетый.
С теткой Гай было легко, Евгений знал ее адрес, а вот найти девчат из общежития представлялось сложнее. Их или давно уже не было в Одессе,
— А зачем тебе, в конце концов, те девчата? — спросил я Евгения по дороге к трамваю. — Что они тебе могут подтвердить? Ведь София им соврала, что родила ребенка и он умер.
— Вот именно это пусть и подтвердят, — ответил Евгений. — И еще пускай подтвердят личность Малинина. Он же приходил к ним в общежитие, и они его должны знать. Каждое свидетельство людей заинтересованных надо подтвердить свидетельством людей посторонних.
Через час мы были возле городского управления внутренних дел, и Евгений исчез за его массивной дверью. Там он должен был договориться о поиске Елены Приходько и Екатерины Шкребтий. А пока их будут искать, мы поедем к тетке Гай, послушаем, что она расскажет о своей любимице Ирине.
Пробыл Евгений в городском управлении недолго, минут двадцать, и мы отправились на улицу Пролетарскую, сорок один, к Сормовой.
Это была уже старая, немощная бабуся. Но не из таких, что с годами становятся равнодушными к своей внешности, обстановке в квартире. Анастасия Павловна, еще довоенный фармацевт, в небольшой однокомнатной квартире поддерживала идеальный порядок.
Встретила нас Сормова приветливо, сразу предложила сесть, пододвинула к столу крепкие деревянные стулья с гнутыми спинками и ножками.
— Садитесь, а я сейчас согрею чай, — сказала она громко, направляясь на кухню.
Я хотел было возразить, но Евгений остановил меня: пускай, неудобно отказывать старому человеку в гостеприимстве. Да и потом, за чашкой чая, откровенней становится разговор.
Чайник закипел быстро. Евгений попросил Анастасию Павловну выслушать его внимательно, ответить на вопросы, а уж затем он расскажет, что интересует его.
— Я сразу поняла, что-то случилось, — сказала старушка. — Рассказывайте. — Она села на табурет возле Евгения и наставила на него левое ухо, пояснив, что плохо слышит.
Когда Евгений закончил рассказывать, Анастасия Павловна не заплакала, как я ожидал, а сокрушенно вздохнула и громко заговорила:
— Вот оно, значит, как! Я еще тогда замечала — что-то не то с детками у Ириночки. Не было у нее того материнского чувства к ним, какое появляется у женщин после родов. И то, что нет у нее молока, показалось мне странным. И одолженные деньги, которые она отнесла кому-то на второй день.
— Простите, Анастасия Павловна, — перебил ее Евгений. — А Ирина отдала вам те деньги, что тогда одолжила?
— Отдала. А как же. Все отдала, до копеечки.
— И еще после того одалживала? — поинтересовался Евгений.
Анастасия
— Одалживала, и не раз. И тоже возвращала. Не скоро, правда, но возвращала.
Евгений достал из портфеля квитанцию, найденную во время обыска квартиры Гай.
— Эти тоже вы получили?
Анастасия Павловна приблизила к глазам очки и подтвердила.
— Тогда рассказывайте, пожалуйста, дальше, — попросил Евгений.
Старушка перевела дыхание, выдержала паузу, наверное вспоминая, на чем остановилась, и снова стала рассказывать:
— Замечала я, что Ирина все время вроде бы чего-то остерегается. С детьми во двор выходила редко, а когда, бывало, и выйдет, то на полчаса — и в квартиру. Я никак не могла взять в толк: с чего бы это? Думала, молодая еще, стыдится, или, может быть, оттого, что забот мне прибавляет. А оно, видишь, отчего…
— Анастасия Павловна, — наклонился к ней Евгений, — а вы не помните, к вам никогда не приходил мужчина, о котором рассказала нам Ирина? Он мог выдавать себя за слесаря, электрика, сантехника.
Старушка сморщила в задумчивости лоб, прищурила маленькие, в сетке морщинок, когда-то красивые светло-синие глаза.
— Нет, не помню. — А потом, смотря куда-то поверх наших голов, печально закончила: — Подумать только, как все нехорошо сложилось. Это ж ее теперь будут судить, Ирину? И сколько ей дадут? — резко повернулась к Евгению.
Тот смущенно пожал плечами:
— Не знаю, не могу сказать. Но, думаю, суд рассмотрит ее дело очень объективно, с позиций высокого гуманизма.
— Что ж, как будет, так и будет, — скорбно вздохнула Анастасия Павловна, и тут же вдруг лицо ее словно озарило солнцем, она даже выпрямилась на табуретке. — Подождите! — воскликнула и схватила сухой, с синими прожилками рукой Евгения за плечо. — Я вспомнила! Вспомнила!
От неожиданности восклицания и я и Евгений даже вздрогнули.
— Что вы вспомнили, Анастасия Павловна? — спросил ее Евгений.
Старушка вся светилась радостью.
— Вспомнила, как расспрашивал меня один, где живет Виталий. Это было после того, как они переехали из совхоза под Киев. Пришел, сказал, что учились вместе в институте, переписывались, послал ему письмо, а оно возвратилось с надписью «Адресат выбыл». Так не знаю ли я нового адреса Виталия.
У Евгения даже глаза загорелись.
— Как он выглядит, не вспомните?
Ободренная своим воспоминанием, Анастасия Павловна живо продолжала:
— Вежливый, круглолицый, не старый еще. И главное — с золотой коронкой. Как улыбнется — всю видно.
Евгений не отрывал от старушки глаз.
— И вы ему, конечно, дали адрес Виталия Ивановича?
Анастасия Павловна развела руками.
— Конечно, дала. Однокурсник ведь.
Дальше Евгений спросил, не назвал ли однокурсник ей свою фамилию.
— Нет, — ответила.
— А как он вас нашел? Не говорил?