Волчьи ягоды
Шрифт:
— Хочешь сказать, он этот… как его? ага! долгожитель? — с любопытством спросил Володька.
— Пусть — долгожитель! Мне плевать! — заупрямился папа. — Но он жив. Это точно. Я как-то в детстве сам его видел: крепкий старик. Он еще с сотню лет проскрипит.
— Вот именно: проскрипит, — скептически посмотрела на него мама.
Но папа вошел в раж и категорично заявил:
— Мне плевать! Вот Вовка съездит туда и расскажет нам! О своем прапрадеде! Это даже интересно. Это познавательно! Корни свои узнает.
— А если он, твой прадед,
— Ничего! — крикнул папа. — Парню — четырнадцать! Не младенец. Поможет старику. Зато твоего хваленого чистого воздуха там — завались! Вволю надышится!
Спорить с Татарниковым-старшим в таком состоянии дело абсолютно безнадежное, и домочадцы временно смирились. Мама тихонько шепнула Володьке:
— Еще неизвестно, откликнется ли этот мифический прадед на телеграмму. А если не позвонит…
Но неизвестный старец, к глубочайшему разочарованию Володьки, позвонил на следующий же день после отправки телеграммы. И радостно согласился принять родного праправнука хоть на все лето.
Круглое-прекруглое «о» забавно перекатывалось в его речи, и даже мама была вынуждена признать: старческим маразмом в этой бодрой скороговорке даже близко не пахло. И хотя некоторые сомнения продолжали все же маму мучить, она вынуждена была подчиниться решению мужа.
Так Володька и оказался этим утром в поезде. Единственным пассажиром в купе. И, наверное, единственным — в самом вагоне. На небольшие расстояния местные жители ездили исключительно в плацкартном.
Володька сидел у окна и тоскливо всматривался в пролетающие мимо полустанки. Их становилось все меньше и меньше. А вот лес буквально на глазах становился гуще и мрачнее.
Веселый березняк и легкомысленную рябину все чаще сменяли высоченные, темные ели. Временами они стояли так близко к железнодорожному полотну, что мохнатые, разлапистые ветки почти касались медленно тащившихся вагонов. Подлесок был настолько густым, что казалось: сам лес охраняет подступы к себе.
Володька невольно поежился: после сна он еще не видел ни одного человека. Даже проводница куда-то исчезла.
Странное чувство, что он остался наедине с этим страшным лесом, все усиливалось. Володька с надеждой посмотрел на часы и невольно вздохнул: до нужной остановки оставалось еще три с половиной часа. Черт, да он свихнется за это время!
Володька решительно нацепил наушники. Врубил практически на полную мощность плейер и закрыл глаза…
ГЛАВА 2
ТАИНСТВЕННЫЙ ПРАПРАДЕД
— Поезд стоит здесь всего две минуты, поторопись!
Проводница схватила один из Володькиных рюкзаков и потащила в тамбур. Мальчишка кинул прощальный взгляд на свое купе и нехотя побрел следом: крошечная, абсолютно ни на что не похожая станция его не впечатлила. В окно вагона Володька смог рассмотреть только старую, облупившуюся от времени будку, длинную скамейку при ней, заасфальтированный пятачок земли и уходящую куда-то в лес неширокую тропинку.
«Станция! — презрительно думал Володька, еле-еле передвигая ноги следом за женщиной. — Прямо край света какой-то…»
Он успел вовремя. Едва проводница сунула ему в руки второй рюкзак, как поезд тронулся. Володька бросил поклажу на землю и с удивлением обнаружил, что кроме него здесь никто из пассажиров не вышел. Встречающих тоже не было, как мальчик ни вертел головой.
Пожав плечами, Володька побрел к скамейке. Но не дошел. Тяжелая рука, опустившаяся вдруг на его плечо, заставила Володьку подпрыгнуть и едва ли не заорать во всю глотку. Помешало этому одно: у него неожиданно пропал голос.
— Ну, здравствуй! — пророкотали за его спиной, и Володька наконец заставил себя обернуться.
Перед ним стоял старик. Ну, если его можно было так назвать. Кроме абсолютно седых, длинных волос, заплетенных почему-то в тугую девчоночью косичку, ничто в этом человеке о преклонном возрасте не говорило. Высокий, довольно худой мужчина с загоревшим, обветренным лицом, на котором выделялись яркие, синие, совершенно молодые глаза.
— Р-роман Ф-феоктистович? — неуверенно пробормотал Володька.
— Точно, это я.
Мужчина улыбнулся Володькиной настороженности и добавил:
— Татарников я. Как и ты.
— Но… я думал…
Предполагаемый прапрадед вопросительно приподнял брови. Володька густо покраснел и неожиданно для себя выпалил:
— Вам же за сотню перевалить должно!
— И перевалило. Сто сорок восемь осенью будет! — гордо уточнил мужчина.
Володька немо зашлепал губами, голова вдруг закружилась. Его прапрадед усмехнулся:
— Что, не похоже?
— Н-нет. Ни капельки.
— Ничего не попишешь. Придется тебе смириться.
— Вы… долгожитель?
— Пусть, — покладисто согласился странный старик.
— А… а как мне вас называть?
— Нашел задачку, — хмыкнул тот. — Дедом и зови! Дед я тебе или не дед?
— Вроде, дед…
— Ну и лады.
Володька кинул взгляд на крошечную станцию: на дверях будки висел огромный, чуть ли не амбарный замок, а площадка перед ней до сих пор пустовала. Сразу за хлипким строением стеной стоял лес, как Володька не присматривался, никакой деревни так и не увидел. Он еще раз растерянно оглянулся и вяло буркнул:
— И куда нам теперь?
— Теперь-то? Домой. Куда еще?
— А где дом?
— Недалеко. Километров пятнадцать едва будет.
— Сколько?!
— Пятнадцать, говорю.
— И мы… э-э… пешком туда? Или автобус ходит?
Старик хмыкнул:
— Да какой там автобус? Ты, малый, об этих гримасах цивилизации забудь! Тут вокруг все земли заповедные, людей практически и нет. К чему тут автобус? Баловство одно.
— А мы как же? — испуганно пробормотал Володька.
Прапрадед продемонстрировал ему ряд прекраснейших, необычайно острых зубов: