Волчий билет, или Жена №2
Шрифт:
— Все согласовано с доктором, Черничка. Афродизиаки, женская виагра и твои собственные «гуляющие» гормоны беременной сделали свое дело... — прорычал он, натягивая галстук. Его черный взгляд прошелся по каждой клеточке моего тела, оставляя за собой горячее покалывание и лютое нетерпение.
— В который раз ты пытаешься навредить ребенку! — цепляясь за остатки здравомыслия, я силой воли пыталась увидеть перед собой уже знакомого мне демона, а вместо этого видела лишь тело и доступный вариант, способный утолить дикий голод. Странное бессилие заставило закричать и схватить Шакалова за руку, запустив под кожу свои ногтики: — Ненавижу тебя! Как же я ненавижу тебя, Кирилл! Ты даже
— Правда? — с издевкой пропел он, а затем просунул руку между нами. — Но течешь ты как сучка. Скажи это еще раз, глядя прямо в глаза, Черничка.
Одно плавное, но такое нетерпеливое движение, и Шакалов уже внутри… Странно, но боли не было, лишь слабое чувство наполненности, требующее немедленно дать то, что так требует организм. Я выгнулась дугой и закричала от ненависти, боли, опустошения. Все то, что копилось так долго, наконец вырвалось наружу странной агрессией. Ногти царапали кожу Шакалова до крови, до глубоких ран, пальцы сжимали ее до синяков и кровоподтёков. Но Кирилл словно не замечал этого, медленно двигаясь вперед-назад, словно упиваясь моим маленьким сумасшествием.
— Я ненавижу тебя, Шакалов, до скрежета зубов, — рыкнула я ему прямо в лицо, мужчина сильнее потянул за галстук, заставляя смотреть прямо на него. Шакалов сделал один быстрый толчок, и я ударила его своими кулаками в грудь, желая достучаться до самой сути, что было нереально, но попытки я продолжала снова, снова и снова. Царапая его тело, кусая, пытаясь выплеснуть черноту хоть как-то! — От одного твоего вида меня тошнит, понимаешь?! Твой запах, аура, энергетика – хуже пыток Гитлера!! Ненавижу, ненавижу, ненавижу…
Толчок, толчок, еще толчок… Его черные глаза смотрят на меня так, словно поглощая, порабощая, не замечая ничего иного. Я не думаю, руководствуюсь эмоциями. Ненависть и похоть. Желание освободить ком внизу живота и очистить сердце от черноты становится идеей фикс. Помешательством. Сумасшествием. Страшным сном.
— Еще… — рычит Кирилл, ускоряясь все сильнее и сильнее, заглушая все пространство вокруг звуками шлепков, хрипом и моим криком. — Говори еще!
— Я бы убила тебя, не задумываясь. Смотрела бы на то, как ты варишься в чане с кипятком со странной, сумасшедшей улыбкой, — пощечина, еще одна пощечина, но мужчина и не моргнул. Затем пальцы нашли соски, выкрутили. Но реакция получилась противоположной: Шакалов зашипел и, отпустив галстук, позволил упасть на постель, делая толчки более ненасытными. Он закинул мои ноги себе на плечи, делая угол проникновения более четким, задевая те самые точки, заставляющие биться в конвульсиях экстаза и дикого желания выцарапать ему глаза. — Ты сделал из меня чокнутую, Шакалов!
Он замер во мне, словно стараясь запомнить ощущения, но, услышав мое недовольное шипение, поднес палец к губам и холодно отдал приказ:
— Лежать смирно! — я открыла губы и всосала его указательный палец, с жадностью наблюдая за тем, как глаза мужчины закатываются, а член внутри меня нетерпеливо подрагивает. Затем разжала зубы и укусила так сильно, как только была способна. Кирилл тут же одернул руку, ускорился и отвесил мне легкую пощечину. Затем поймал галстук, и, вытянув одну его часть вниз, обмотал ею руку. Не успела я опомниться, как оказалась связана накрепко. Он резко дернул вверх, и я села, Шакалов подхватил за ягодицы и вместо того, чтобы двигаться сам, начал насаживать меня на себя. Его лицо было напротив, комок внизу живота становился все плотнее, требовал внимания все больше, а сделать я ничего не могла. Видя мое замешательство, Кирилл издал ледяной смешок и прошептал: — И что теперь? Больше сказать нечего?
— Ничего. Главное ты уже понял, —
— Тогда скажи мне, кто он, — протараторил он, делая восьмерочку, задевая все эрогенные зоны сразу. Я сжала зубы, посылая его глазами понятнее, чем было бы словами, как вдруг ощутила один палец на клиторе, а другой около ануса. Мои глаза расширились, но Кирилл не дал времени на осознание. Продолжая вонзаться в меня, он быстро гладил пульсирующую горошину и медленно скользил внутри по боковой стенке влагалища, усиливая ощущения троекратно. Скрюченная, связанная, напряженная, как струна, я понимала, что ощущения становятся слишком сильным, насколько, что организм может просто не выдержать.
Но Шакалов был не достоин такой чести! Пусть в тот момент я и видела просто тело, но не могла позволить чему-то поощряющему проскользнуть во взгляде и действиях, кроме редких всхлипов и приглушенных стонов.
— Признай, что тебе хорошо, Черничка. Так хорошо, как не было никогда. Ни с кем другим! — отчеканил Кирилл, глядя прямо в глаза. — Без твоего постоянного самоконтроля ты наконец-то открыла свою истинную страстную натуру. Трахать тебя такую – одно удовольствие…
— Хорошо? — холодно рассмеялась я ему прямо в лицо и, с трудом удерживаясь от пика, выпалила как на духу: — Позже я пришлю тебе видео секса с мужчиной, к которому у меня есть чувства. Сравнишь и подведешь итоги.
— Ну ты и сука… — рыкнул он, вонзаясь так резко, что перед глазами появилась пелена. Клитор пульсировал, стенки ныли, как и руки, желающие расцарапать те участки тела мужчины, что остались нетронутыми. — Тварь!
В ответ я лишь рассмеялась и закатила глаза, желая получить наконец-то то, чего так жаждало тело. Немного, еще немного, совсем немного… Толчок, толчок, еще толчок…
— Посмотри на меня! — зарычал он, останавливаясь, а затем резко сжал подбородок, заставляя открыть глаза. Его губы потянулись к моим, пальцы надавили на скулы, открыв рот. Я замычала в несогласии и повела бедрами, но он не дал. Повалил на кровать, припечатав к матрасу своей тушкой. — Пока не поцелуешь, я не дам тебе кончить. Действие препаратов пройдет через сутки. До этого момента ты сойдешь с ума от желания. А трахнуть тебя могу только я, Черничка! Буду очень тщательно следить, чтобы ты не шалила своими непослушными пальчиками…
— Гребаный извращенец! Гори в аду! — прицедила я по слогам и попыталась сдаться. Нет! Ничего не было в голове, кроме дикого желания сбросить с плеч груз напряжения. Дикого, всеобъемлющего, парализующего волю. — Нет, я стану твоим адом, Шакалов. Тут, на земле!
И я сдалась… Потянулась вперед и, проведя языком по его губам, получила заслуженный толчок. Укусила губу, погладила его язык, и палец мужчины вернулся к клитору. Проникла внутрь, очертила контуры неба, прикусила язык, и он снова вернулся к задней стенке влагалища.
Толчки, движения, пот, стоны, крики, проклятия… Все смешалось. Как внезапно что-то разорвалось внизу живота, так сильно, что меня било в судорогах больше получаса. В агонии метало в стороны, тело трясло, а пот лился ручьями. Губы мужчины были искусаны, про язык и вовсе стоит молчать, но я… Я прежняя умерла в тот момент. Что-то новое проснулось.
— Теперь проваливай, Шакалов, — бессвязно прошептала я, когда смогла говорить. Он вышел из меня после того, как вагина перестала сокращаться и дала его члену заслуженный отдых. Мужчина завалился рядом и подмял меня под себя. Глаза закрывались, сил хватило, только чтобы недовольно повести плечом и невнятно пробормотать: