Волчий остров
Шрифт:
Раздался мелодичный звон – и вот уже драгоценный сосуд в руках Ефима. Бутылка была прозрачная (он специально такую предпочел, не черную и не алую, чтобы рассмотреть содержимое). Внутри переливалась субстанция золотисто-медового цвета: вроде и жидкость – тягучая, как патока, густая, как ликер или сливки, – а вроде и пар, искристый, сверкающий перламутром. Ефим зачарованно смотрел, гадая, каково содержимое бутылки на вкус.
Должно быть, что-то исключительное, необыкновенное.
«Попробуй! Ты не заслужил один глоточек?» – раздалось внутри головы. Так же, как
Колебался он недолго. А в самом деле! Бутылок еще полно, на продажу хватит. Должен же он попробовать, что собирается людям предлагать.
Горлышко бутылки было запечатано. Воском, может, или еще чем.
«Надо разбить, отколоть его», – снова подсказал услужливый голос.
Ефим примерился и ударил, стараясь, чтобы осколки не попали внутрь, а то станешь пить и горло повредишь. Он хотел порадоваться, как все отлично удалось провернуть, как ловко и удачно вышло, но в этот момент стало твориться несусветное.
Бутылка в руках Ефима задрожала, потом сделалась сначала ледяной, как сосулька, затем горячей, как раскаленный утюг. Ефим вскрикнул и не смог удержать ее. Сосуд рыбкой выскользнул из его ладоней и грохнулся на пол. Бутылка разбилась, но огорчиться Ефим не успел, как до этого не успел порадоваться.
Субстанция, находящаяся внутри, из медово-желтой, янтарной, превратилась в черную, как гудрон, и запах от нее пошел вовсе не винный, дурманящий и приятный, а тяжелый, смолянистый, ни на что не похожий.
Жидкость не просто лужицей растеклась по полу – это бы еще ничего. Она вела себя, словно живая! Вытаращив глаза, Ефим смотрел, как она вытягивается в подобие змеи или широкой ленты, ползет к нему.
«Это что же, джинн в бутылке сидел? – глупо подумал Ефим. – Как в лампе Алладина. И я, значит, желание могу загадать?»
«Ты не так уж неправ, – неожиданно ответил ему все тот же, неизвестно откуда взявшийся в голове чужой голос. – Проклятый экзорцист, мерзкий тип, живший здесь, нашел способ запирать таких, как я. Запечатывать в сосуд, словно в тюрьму, в клетку. Мне пришлось долго ждать! Никто не слышал мой зов, не откликался, лишь ты, спустя столько лет и десятилетий. Но, прости, желания твои исполнять не собираюсь. Без того найду, чем заняться».
«Надо бежать отсюда! Вовсе это не вино!» – запоздало понял Ефим, и это была, пожалуй, последняя четкая, принадлежащая ему мысль.
Черная змея шустро подобралась к ногам Ефима, забралась, заскользила вверх. Вот она уже в районе живота, груди, вот течет к горлу… Дышать стало невозможно, и Ефим хотел вскинуть руки, сбросить змею с себя, но понял, что не может пошевелиться. Жгуче-холодное вещество или, правильнее сказать, существо, обитавшее в сосуде, как-то даже ласково скользнуло по его лицу, погладило по векам, носу, коснулось ушных раковин и губ. А после Ефим с сонной отстраненностью понял, что черная жидкость заливается ему в нос, уши, глаза, в открытый в немом крике рот.
«Что это, что?» – металось внутри него, постепенно затихая.
Личность Ефима, то, что было им: сны, мечты и желания, неудавшийся
«Ты глуп и никчемен, однако вполне сгодишься на то, чтобы вывести меня отсюда. А дальше я найду, в ком поселиться», – сказал жестокий, холодный голос, но Ефим уже не услышал.
Его попросту не стало.
А то, что забралось внутрь тела Ефима, уничтожило, пожрало его душу, – поглядело вокруг его глазами, покрутило его головой, улыбнулось его ртом.
– Мог бы уйти один, но не брошу вас, друзья, – сказало существо голосом Ефима. – Вам нужна помощь. И после вы отблагодарите меня.
Не деликатничая, не стараясь действовать осторожно, древняя сущность методично перебила одно за другим все стекла, разбила все бутылки до единой, выпустила наружу пленников.
Конечно, выйти отсюда сами они не смогут: помимо сосудов, есть еще охранительные заклинания на стенах. Потому и нужен носитель – человеческое тело. Но это не страшно. Существо, натянувшее на себя тело Ефима, как сам сторож облачался в брюки и рубашку, вышло из подвала, оставив вскрытые Ефимом двери распахнутыми настежь.
Люди скоро обнаружат проход, спустятся, придут сюда и… И выведут наружу остальных, поместив их внутри себя. Послужат, не успев понять, что произошло. Скудоумные, слабые люди, обуреваемые мелкими страстями, неспособные противиться соблазнам. Лучше всего поддаются те, кто не могут побороть внутренних демонов, одержимые страстями, вроде бедолаги-сторожа.
Существо медленно шло по темному зданию, которое много десятилетий было его темницей, и плотоядно улыбалось в темноту. В одном Ефим был прав: теперь все изменится, начнется новая, совсем другая жизнь!..
Зеркала
В больницу к деду Васе Владик зашел перед лекцией. А потом решил в институт и вовсе не ходить – уважительная же причина.
Здание больницы было унылое, в коридорах воняло лекарствами, мокрым бельем, переваренной едой и еще чем-то неприятным. Стены выкрашены серой краской, коричневый линолеум в черную клетку был вытертым, исшарканным больными, ползущими вдоль стен, как большие сонные насекомые.
У медсестер и врачей сплошь хмурые, озабоченные лица, и Владик боялся спросить, как ему найти шестую палату кардиологического отделения. На входе, конечно, что-то объяснили, но после третьего «в конце коридора повернете налево» Владик окончательно запутался.
В итоге палату он отыскал, но к тому моменту весь издергался. Как в таком настроении общаться с человеком, который недавно перенес инфаркт? В палате, куда деда перевели после реанимации, находилось кроме него еще три человека. За грязным мутным окном повис бледный лоскуток неба – ни единого намека на солнце: дождь собирается. В палате было душно, сосед деда раскатисто храпел, лежа на спине.