Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза
Шрифт:
Михай тоже был из породы глядящих в светлое будущее. Только цель у него всегда была чужая. Душа из одной веры и состояла. Дан с Михаем — как генерал с рядовым. Вот рядовой первым и схватил…
— Старшой, спину-то, давай, — предложил Левый, осклабясь.
— Нет, спасибо. Сами давайте, а я погреюсь, — ответил Круз.
Щенки еще посуетились, погоготали, дуя друг на дружку и шлепая вениками. Наконец заскрипела, грохнула дверь. Круз лег на полку и вытянул ноги, ощутив жгучее колотье под икрами. Закрыл глаза.
И тут дверь заскрипела
Круз слез и вышел в мыльню.
Посреди нее стояла голая девка. Сисястая, чистая. Красивая, кабы не лицо — сонное, мутное, правильный кусок розового с отверстиями.
— Да у нас принято так, — объяснял Янко, краснея. — Помылися хлопцы, бабу им, расслабиться. Это хорошая баба, с нашего двора, сами глядим, не беспризорное мясо. Вишь, чистая какая, здоровая. Не рожала еще.
— Старшой, вроде у нас права нет этому морду бить, — процедил Левый. — Да и гости мы тут вроде.
— Мальчик, уведи ее, — попросил Круз. — Это не в обычаях моих парней, с таким… с такой соединяться.
— Может, вы мужники, а, которые на баб вовсе не смотрят? — спросил Янко — и замер, чувствуя пальцы на горле.
— Мальчик, на земле моих парней тебе бы уже выпустили кишки и ты бы, подыхая, смотрел, как она их ест, — сказал Круз. — Я считаю до трех и когда скажу «три», чтоб ни тебя, ни ее тут не было! Раз.
На счет «два» дверь хлопнула, спрятав за собой Янко и мясистый подарок на после бани.
— Как же они с тусклыми управляются? — сказал задумчиво След, вытираясь. — Тусклых же хоть бей, хоть пихай… и жрать они не хотят, а когда сожрут, под себя гадят… а тут даже работают, ну…
— Вот поди поверти здешнее мясо, потом нам расскажешь!
Последыш с Левым зареготали. А Круз, вытираясь и одеваясь, думал, зачем Правый, оставшийся снаружи караулить рядом с Даном, впустил эту пару. Наверняка Дан его подначил. Но отчего?
В ответ Дан, чертивший на песке, вздохнул и подвинулся, освобождая место на лавочке рядом с собой.
— Ты же знаешь, твои щенки мне интересней заразы, которую ищу. Гормоны гормонами, но содержание их рассудков… тестостерон у них зашкаливает. Женщины у них не было полгода — с того времени, как они ночь возились с моей бедной Митци и чуть не учинили перестрелку. А тут — ни пальцем.
— Ты сам объяснил им, что такое противозачаточные, я за язык не тянул, — буркнул Круз. — А я тебе объяснял, что для них значит, когда от них здоровый ребенок рождается. Да и не уверен я, что для них хоть какое удовольствие с женщиной быть. Старшие, волки, те вовсю треплются, скольких покрыли и как долго крыли. Так им положено. Это статус в стае. А на самом деле…
— Кстати, про самое дело: нас позвали на здешний праздник. С танцами и, как я понял, с этим же делом.
— Мне гранаты снаряжать? — осведомился Круз.
— Думаю, не стоит. Мне кажется, мы им нужны гораздо больше, чем они нам, — ответил Дан, улыбнувшись.
Праздник удался на славу. На площади перед обиталищем дидька развели огромный, в три роста, костер. Пили самоваренное пиво, густое и терпкое, передавая по кругу чару, ели мясо, вареное и сырое. Вареное — людям, сырое — волкам, сидевшим наравне с людьми и смотревшим в пламя. Стучали по деревяшкам, дудели в свирель, скребли мех с трубками, похожий на волынку, прозванный диким словом «дуда». Танцевали — мальчишки, юнцы, волки. Голые по пояс, с двумя ножами в руках, тонкие, из жил и мышц сплетенные, кружились, падали, метались невесомо — а рядом с ними прыгали, кружились, клацали клыками волки, соединяя зыбкую вязь движений и жизней.
Круз смотрел, хмелея от звуков, от чужой гибкой силы, смертоносной и мягкой. А щенки глядели, дрожа, и в глазах у них плясало пламя.
Пламя снилось Крузу, соединяясь в памяти с огнем всех костров последних сорока лет. Выстрелы, камень, тонущий среди гавани корабль, медленная толпа, ложащаяся под пулемет, — все вставало в памяти, чтобы рассыпаться горстью слов, не значащих и не болящих, оставив только тепло костра, ровную радость пищи и жизни. Круз хорошо спал в эту ночь — впервые за много месяцев.
4
Эпидемии не было. Большинство тех, кто подхватил летучее счастье, ощутили разве что пару дней необычного добродушия, будто мир заулыбался вдруг, взял на ладонь.
Круза догнало на улице старого города Салвадор над заливом Всех Святых. Грязного, жаркого, шумливого, красивого города всех расцветок кожи и вер. Вдруг смягчилась полуденная тропическая жара, ушел из ноздрей асфальтовый чад. Траченная плесенью штукатурка, щербины, сохлая трава стали красивыми, яркими. Захотелось взять их в руки, лечь среди них.
Такое бывает со всеми. Просто вдруг открываются глаза на мир. Говорят, грехопадением стало открытие того, что наш мир не рай. Иногда завеса грязи приоткрывается и удается заглянуть за нее. Тогда душа становится чище.
Но Круз не верил в рай и душу, а верил в то, что хохотушка Ана Рита, заигрывавшая с ним второй месяц и пенявшая на нелатинскую серьезность и уныние, сыпнула в кофе «живого счастья». Потому, чертыхаясь, вогнал себе дозу налоксона, и через пять минут жара, скука и грязь вернулись на место. Добавилась только злоба.
Но Ана Рита была ни при чем. Ее нашли через три месяца в ее квартире в Верхнем городе. Соседи пожаловались на запах и решили, что она уехала, оставив полный холодильник. Она не уехала. Муравьи, придя сквозь щель в раме, обглодали ей лицо до кости.
Поначалу таких, как Ана Рита, было немного. Такие случаи долго считали передозировкой обычной отравы. Их много было. Все подешевело, даже героин упал в цене вдесятеро. Кому нужно колоться, когда «живое счастье» куда доступнее и вставляет не в пример чище и легче?