Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза
Шрифт:
Куда смотрит Аделина, подробно объяснила она сама, встретив Круза на перроне и самолично отвезя в Инту. Объяснение не прерывалось минут сорок. Круз благодушно дремал, глядя на серое небо, и думал про вологодскую весну. Когда Аделина наконец выдохлась, сообщил:
— Я ж все равно скоро откинусь. Годы и вагон дерьма за плечами. Мне сейчас осталось дела земные доделать да позаботиться, чтоб они после меня не зачахли.
— Андрей Петрович! — возопила Аделина.
— Думаешь, я способен сидеть на лавочке, детишек нянчить? Такой я ни тебе не нужен, ни себе. Адя,
Аделина раскрыла рот, готовясь возмущенно завыть, но передумала.
— Так-то оно так, если вправду. Не поймет вас народ слабым, Андрей Петрович. Не уважит, — заметила сухо. — Ваша правда. Только скажите мне, тугодумной: вы кого заместо себя собрались оставить, раз любимец ваш погиб?
— Последыша твое бабье все равно бы не приняло — как и ты сама. Одно дело — подчиняться мне, старику. Совсем другое — сорвиголове двадцати лет.
— Умен ты, Андрей Петрович, — Аделина скривилась, глянула насмешливо. — Я тебе больше скажу: нет тебе замены, и невозможно. Ты б на себя глянул: так приказывать привык, что и не замечаешь. Думать не думаешь, что тебя можно не послушаться. И народ-то заражается уверенностью твоей, делает, сам не понимая, отчего послушался. Ты, Андрей Петрович, и вправду хозяин. Мы все — детишки тебе. А теперь представь: кто тебя, князя нашего, заменит?
— Я предупрежу — мой малый совет будет тебя слушать, — сказал Круз устало. — Больше хозяина не нужно. Пусть власть берет женсовет. Вы его хорошо придумали, надежно.
Аделина подошла, обняла мягкими руками. Оперлась щекой о плечо.
— Вы куда сейчас, Андрей Петрович?
— На запад. К Терскому берегу, Кандалакше, Апатитам. Отвезу Последыша. Проведаю своих.
— Вернешься?
— Если жив буду.
— Едь уж… но выжди неделю. Отдохни. А то ведь не вернешься. Покушай, соберись. Предупредишь кого надо. Людей подберешь. На поезде давай — и быстрей, и нам польза, пути проверить да разведать.
Вечером Круз велел принести гроб и мешки. Развернул клеенку, высыпал кости, морщась от вони. Перебирал, гладил черепа. Наконец выбрал. Уместил в гроб, положил кабар и автомат с рожком патронов. Немного, но на последнюю дорогу хватит. Да и не любил Последыш стрелять. Для него победа не победа была, если не лицом к лицу, кровью к железу. Гроб приказал заколотить, прочие кости — похоронить у изножья Данова кургана.
Двинулись через неделю изрядной силой — две настоящие бронеплощадки, одна с танком. Круз хотел меньше — ни к чему, на севере нет больше никого. Да и договорились по коротковолновику: люди из Апатитов вышлют навстречу, подождут в Маленьге. Но Аделина встала твердо — не хочешь своих, я бабью силу отправлю, из охраны.
В Маленьгу прибыли без проблем, хотя получилось небыстро. От Коноши еле ползли, проверяли путь, дважды пришлось ремонтировать полотно и менять рельсы под нудным промозглым дождем. Лето затерялось, застряло где-то среди леса, вернувшегося в старую Европу. И на крошеный бетон перрона Маленьга выбрались под дождем, неизбывной серой моросью, мертвящим потом ожирелого, засаленного неба. Капли дрожали на склизких ветвях.
Круз подошел к человеку, одиноко ждавшему у вокзала, обнял.
— Здорово, старшой, — сказал След.
— И ты здоров будь, След. Или как тебя теперь?
— Никанор.
— Поздравляю, волк Никанор. Кто родился-то: мальчик, девочка?
— Дочка, — ответил Никанор хмуро. — Как вы там? Я слыхал: Последыша привезли?
— Все, что осталось.
— Как он умер?
— Его предали, он дрался. Из его группы ушло только двое.
— Он крутой был, Последыш.
— Да. Лучший мой боец. Ты один?
— Напарник свалился, трясет его лихоманка, — След кивнул в сторону полуразваленного вокзала. — Там его уложил.
— Люся! — крикнул Круз, обернувшись. — Тут больной — срочно!
— Зря это вы, старшой, — заметил Никанор-След спокойно, — он не захочет, чтоб его таким видели, он…
— Что он? Веди к нему!
Круз сперва не узнал. Изможденное серое лицо, глаза ввалились, проседь на висках. Иссохшее тело в лохмотьях на вокзальной лавке. Но память услужливо составила целое, и Круз ахнул:
— Левый?!
— Старшой… — прохрипел тот, пытаясь улыбнуться.
— В поезд обоих, немедленно! — скомандовал Круз.
— Старшой, мы только по делу…
— След, закройся. Хочешь, чтоб мой Левый сдох у меня под носом? Эй, Семен, в поезд их!
Когда Левого раздели, обтерли и уложили, Круз скрипнул зубами. Тело, изъеденное вшами, исхудалое донельзя, в синяках, и — гноящаяся пулевая дыра под правой ключицей. Старая — недели две. И таким он отправился по глухомани под промозглым дождем? Со Следа чего взять — всегда был чуть дураковат, на вторых ролях, подголосок. Но Левый, вечный задира и зубоскал?
Говорить о делах Круз отказался наотрез — пока След не поест, а Левого хоть как залатают. След, должно быть, суток двое не ел, потому что чуть сдерживался, напихиваясь. И отключился прямо за столом. Круз вышел минут на пять, вернулся — тот уже сопит в дерматин, в руке ложка с прилипшей макарониной. Будить не стал. Позвал коридорную девку, велел стащить ботинки с гостя и укрыть потеплей. След даже и не взбрыкнул.
Круз уселся напротив, потягивая чай, глядя на подобревшее во сне, совсем детское лицо. В двери сунулась Люся, скривилась — и как вы в такой вони, у дикаря, поди, онучи на ногах сгнили! Круз, улыбнувшись, велел принести еще сухариков. Допил, пошел проверить Левого. Тот заснул тоже, но во сне боль и страх не ушли — вцепились, угнездились на скулах, под глазами, в уголках рта. Люся сказала виновато:
— Плох он. Совсем. Может, и не вытянет.
— Так вы помогите. Очень помогите, — посоветовал Круз.
Спал След-Никанор до следующего полудня. Круз приказал его не будить, а сам пошел к Левому. Тот сидел, опершись на подушки, глядел, как мерно каплет раствор из пластикового мешка.
— Здорово, старшой, — сказал хрипло. — А у тебя здорово — как в Давосе.
— Здравствуй. Ты как?
— Живой еще, спасибо твоим.
— Как тебя угораздило?