Волчонок
Шрифт:
Проклятье!
— Он ушел, он меня бросил. Он совершил нечестный поступок, за который будет наказан. Как только я закончу на вас работать, так тотчас…
— Понятно. Почему он тебя бросил? По какой причине?
— Струсил. Думаю, он сейчас забился в какую-нибудь нору и ждет, когда все кончится.
— Ты можешь гарантировать, что он не отправился к одной из воюющих банд… гхм… групп, для того чтобы привести их сюда?
— А вы, такие могущественные, этого боитесь?
— Отвечай на вопрос.
— Не думаю, — мрачно сказал
— Верно. Мало.
— Тогда…
— Понял.
Главный распорядитель решил, что настало время ему сделать небольшую паузу. Прежде чем принять окончательное решение.
Не хотелось ему этого говорить, очень не хотелось, но выхода не оставалось. Повернуть обратно? Нет, только не это. Значит, ничего не остается, как мчаться вперед, на всех парусах.
В общем, все это напоминало ему бег по не очень крепкому льду. Слегка притормозишь — и уйдешь под воду с головой.
Дроки? А вот нет. Он все закончит и без них.
— Видишь эту штуку? — спросил он у аборигена, показывая на универсальный переводчик. — Знаешь, что это такое?
— Знаю. Эта вещь позволяет нам разговаривать. Она — переводчик.
— Верно. Поскольку ты теперь остался один, то получишь всего один универсат. Одновременно, чтобы ты не чувствовал себя обманутым, я, лично, добавлю к нему еще и переводчик. Прежде чем уйти с этой планеты, отдам тебе его в… кгхм… в конечности.
Абориген кивнул. Кажется, он был рад.
На всякий случай Главный распорядитель уточнил:
— Тебе нравится такое предложение?
— Еще как!
— Тогда ты должен постараться. Не выполнишь свои обязательства, не будет и этих, новых, чудесных вещей.
— Я выполню.
— Тогда веди нас к беглецу, к нашему беглецу. Мы идем за тобой. Только приведи нас к нему и станешь богат… как вечная личинка высокорожденного така.
— Аванс, — неожиданно потребовал абориген. — Как гарантия честности. Аппарат-переводчик. Тогда я смогу вас лучше понимать. Один, для меня.
Что-то в этом было.
— Хорошо, — приказал Главный распорядитель. — Выдайте ему эту штуку, и отправляемся в путь. Время, у нас мало времени.
28
Командир абордажников покосился на рулевого, потом, переступив с ноги на ногу, все-таки решился, напомнил:
— В таких случаях стреляются, не дожидаясь пенькового галстука. Впрочем, я не настаиваю. Каждый волен выбирать свою смерть сам, в зависимости от предпочтений, в зависимости от склонностей.
— «Румыны»? — мрачно спросил Морган.
— Они самые. И не только они.
— А если их в коробочку и из пушек?
— Кто это будет делать? Те, кто мог бы взять их в коробочку и расстрелять, сейчас сами жаждут твоей крови. А если учесть команду бедного «Миротворца»,
— Достаточно, — мрачно сказал Морган.
— Что выберешь? — в голосе командира абордажников явно читалась насмешка.
В другое время подобный тон мог обойтись ему очень дорого. Но времена бывают разные. Сейчас Морган даже не повел бровью. У него были дела и поважнее, чем укрощение зарвавшегося подчиненного. Другие его подчиненные не просто зарвались, а наверняка желали его смерти.
Что делать?
Морган окинул взглядом капитанский мостик. Вот чего ему не хватало, так это любимых портретов. Их присутствие всегда помогало собраться, увеличивало его решимость.
— Ну и есть еще третий вариант, — подсказал командир абордажников. — Если немедленно сесть в шлюпку и отправиться к ближайшему острову. Пока еще слух об этом дойдет до всех, пока будет выслана погоня… — В общем, есть шанс оставить всех с носом и, с комфортом устроившись на одном из островов Месива, начать новую, возможно, блестящую и более удачную жизнь.
Морган ухмыльнулся.
Ишь, как чешет, стервец. И все продумано. Причем уже сейчас можно почти наверняка сказать, кто именно, едва он сядет в шлюпку, закричит: «Капитан пытается сбежать! Ату его, ребяты! На рею! На рею!»
Плох тот командир абордажников, который не пытается стать капитаном. Это что-то вроде неизбежного зла, с которым приходится мириться. Убрать? А толку? Новый командир окажется снедаем теми же желаниями. А вот качества его в бою могут оказаться ниже.
Командир абордажников… Ладно, пока не до этого. Надо придумать, что делать дальше. Что делать?
— Так как, третий вариант? — поторопил тот, о ком он только что пообещал себе не думать. — Я бы лично выбрал его.
— Куда торопиться? — ухмыльнулся Морган. — Кажется, меня еще не вешают?
— Но в любой момент…
— Вот тогда я и кинусь к лодке. Но не раньше. А сейчас, полагаю, мне надлежит подумать.
— Думай, не думай, — пробормотал командир абордажников. — А другого выхода, кроме бегства, из этого положения нет. Передовой корабль напоролся на мину и пошел ко дну, дырявый, словно решето. Теперь, чтобы увлечь за собой команды, необходимо поставить перед ними не просто цель, а очень заманчивую цель. Где мы ее возьмем, если белый корабль нам догнать уже не удастся?
— Уверен? — из чистого упрямства спросил Морган.
— На сто процентов. Думаю, тебе, командор, пришла хана. Прими соболезнования, но ничего тут уже не поделаешь. Жизнь — есть жизнь.
— Смерть есть смерть?
— Точно.
— А те, кто мешает подниматься наверх, должны уходить в небытие, неважно, каким способом. Главное, чтобы они больше не появлялись. Не так ли?
— Не совсем так. Частенько эти, мешающие продвижению наверх, сами уходят в тень. Частенько им не нужно даже помогать. Они упадут сами. Надо лишь подождать. Надо лишь уметь ждать.