Волчья хватка-2
Шрифт:
Во всем чувствовалось время, что не бывает в снах…
И все равно осталось чувство, что это видение, и длилось оно всего, может быть, секунд пятьсемь, запечатлённое зрением, как фотография. Потом от призрачного озера густо и сразу взметнулся пар и все погрузилось в белое, непроглядное марево.
И вместе с ним бездумное удивление, даже некоторый восторг перед чудесным враз сменились горечью, словно он вместо сахара хватил соли…
Скорее всего, это и было Сирое Урочище, почему-то открывшееся на восходе, — место, куда проникнуть могли только его обитатели.
Несмотря
Ражный повернул назад и грузно побрёл, хватаясь за деревья. Отвратительная тошнота подступила к горлу, бросало то в жар, то в озноб, и, сдерживая рвотные позывы, он хватал на ходу мёрзлый снег, отчего-то казавшийся сладко-солоноватым, как кровь.
Лёгкое возвышенное состояние Правила всетаки не прошло так бесследно, как показалось вначале…
Пока он выходил из туманного облака, вымотался так, словно только что закончил тяжелейший поединок. Не выбирая места, Ражный скинул тулуп и повалился на снег, испытывая непроизвольное желание заземлиться. Вместе с обретением тверди под собой он ощутил резкий, болезненный приступ разочарования и недовольства собой: судьба давала ему возможность проникнуть в Урочище, а он дрогнул и повернул назад. Оставалось-то преодолеть каких-то полсотни метров!
Теперь вряд ли появится ещё одна возможность заглянуть в будущее…
И одновременно с этими чувствами впервые за последние дни no-комариному назойливо зазвенела мысль, которую ему внушали все, от бренки до сороки — встать и уйти отсюда. В Валдайское Урочище к суженой, назад в свою вотчину или просто в мир, но ни на минуту не оставаться здесь, ибо вдова сказала справедливо — и не сыскать здесь ни покоя, ни счастья…
Будто пробуя силу соперника, он немного повозился с этой мыслью, испытал на излом, вспомнив о топоре и тулупе, — не поддавалась. Как на ристалище, прежде чем принять определённое решение, он сгруппировался, напрягся, воспарил нетопырём и замер над самим собой.
И узрел синюшно-жёлтые завихрения и разводья трусости. Они истекали, будто гной из раны, и, тяжёлые, опадали брызгами на землю.
Будь это на земляном ковре, Ражный лежал бы на лопатках через минуту…
Он представил себе, как уходит из этих лесов в мир, где и в самом деле мог бы найти себе применение, и в тот же час ощутил, как вместе с этим уходит из жизни все, что поднимало его и несло с самого детства.
Подобное чувство он испытал однажды, когда ещё служил в Средней Азии. Родовитые ханы и баи чувствовали приближение своего времени и, готовясь взять власть в своих кишлаках, городах и республиках, собирали банды и закупали оружие. Бригада спецназа, разбитая на группы по пятьсемь человек, день и ночь моталась на вертолётах по горам и пескам, отыскивая схроны и склады, но более всего доставали не стычки и перестрелки с душманами и даже не орущие женщины аулов, окружавшие пограничников, как только приземлялись, а небывалая и непривычная русскому человеку жара, разъедающий кожу пот и отсутствие бани, а то и обыкновенной холодной воды, чтобы смыть с себя соль.
Как-то раз во время переброски с точки на точку внизу показалось ярко-синее горное озеро, и, не сговариваясь, все закричали, мол, командир, давай зависнем и искупаемся! Вертолёт завис, группа — кто по лестнице, кто без — сиганула в воду, а скоро туда же спрыгнул и экипаж. На борту остался только командир, молодой капитан, не имеющий права покидать кабину, но ему, пропотевшему насквозь, стало невыносимо смотреть на купающихся. Он решил лишь туда и назад, включил автопилот, разделся, нырнул в воду и сразу же к лестнице. Но того не предусмотрел, что машина облегчилась после его прыжка, к тому же автопилот на вертолёте — штука не очень устойчивая и надёжная, в результате нижняя ступенька оказалась в метре над водой. Сначала он молча попрыгал, пытаясь её поймать, однако по мере того как двигатели вырабатывали горючее, ступенька по сантиметру поднималась все выше и выше.
И тогда Ражный завыл, как одинокий старый волк, пришедший умирать в долину смерти.
Команда бросилась к лестнице, но даже самые прыгучие уже не могли достать, а вода была стихией коварной и для араксов, поэтому Ражному не могло помочь состояние Волчьей прыти, не так легко достигаемое даже на земле.
Беспилотная машина медленно и упрямо ввинчивалась в небо вместе с одеждой, оружием и амуницией, а спецназ с экипажем плыл к берегу, взирая на него со смертной тоской, и ничто на свете не могло изменить этого положения!
Сейчас у Ражного было то же ощущение, едва он мысленно увидел себя, уходящего в мир. И тогда он вывел для себя очень простую формулу, способную удерживать его здесь бесконечно долго: уйти отсюда никогда не поздно, но вернуться невозможно.
Должно быть, от воспоминаний о жаре и купании он вдруг услышал дребезжащий и притягивающий внимание звон воды на камнях. Сразу же, как в горной пустыне, захотелось пить, пересохла гортань и зашуршали обветренные губы.
Это говорило лишь о том, что он заземлился и отяжелившая его энергия стекла в песок.
Ручеёк бежал где-то близко, казалось, от самой головы, но когда Ражный встал и огляделся, ничего похожего не обнаружил. Вместе с тем звук не пропал, а усилился, заманивая вдоль по пологому склону к пятнистым на снегу каменным высыпкам.
Это был не ручей — всего лишь родничок, выбегавший из-под могучего валуна, наполовину скрытого под землёй, причём струя фонтанировала почти вертикально и рассыпалась на замшелые камни. Он встал на колени, напился и смочил голову: место для жилья было подходящее, однако глубокой зимой здесь все превратится в ледяную глыбу и родника будет не достать.
Ражный спустился вдоль пунктирной протаявшей строчки среди снега, отыскал крошечный омуток в мелком галечнике и уж было достал топор, озираясь на деревья, но заметил, что ещё ниже поблёскивает озерцо, куда наверняка весной поднимается рыба. За бурлящим от ключей озерцом родник превратился в хороший ручей, и Ражный не стал останавливаться, пошёл дальше, до глубокой воды, не перемерзающей даже в лютую зиму.
Через три километра неспешного хода он оказался на берегу речки, которую было уже не перепрыгнуть, а судя по пойме и изжёванным корням наклонившихся деревьев, весной здесь был могучий поток. И марево, царящее повсюду, здесь едва теплилось, отчего резко спало напряжение пространства: жить в пограничном Правилу состоянии было невозможно да и опасно. Он выбрал ровную площадку в трех саженях от воды, примерился было срубить первую сосну и тут увидел, что дальше по реке начинается зрелый ельник и берег там вроде бы выше да и не так просто будет отыскать избушку в густом, тенистом лесу.