Волчья хватка
Шрифт:
Дело было за спичками или угольком, чтоб растопить такую печь…
Вечером он приготовил замазку из древесной смолы и сухой глины, после чего стал вставлять в раму глазки, собирая их из обломков стекла. Получалось что-то похожее на мозаику или витраж, поскольку иногда попадались цветные осколки, плоские кусочки тонкого фарфора и битых зеркал. Все это едва держалось и рассыпалось бы при первом сильном ветре, а чтобы стекла держались, эту мозаику следовало хорошенько подсушить и затем прокалить на огне до каменной твердости.
Не хватало только огня…
Этим кропотливым, почти ювелирным делом Ражный умышленно занялся на ночь глядя, чтобы послушать
Он намеревался высидеть так до утра, но усталость и дареный тулуп, это гениальное изобретение людей северных стран, которое днем можно носить на плечах, выдюживая любой мороз, а ночью превращать в матрац, одеяло и подушку; этот мягкий и невероятно располагающий ко сну тулуп на какой-то миг сломал волю, и веки опустились сами собой.
Ему показалось, дремал он не больше минуты, но когда открыл глаза, короба уже не было и на его месте чуть колыхалось на ветру нечто тряпичное. Не надевая ботинок, Ражный сбежал с крыльца: стояла зыбкая, ветреная ночь, далее небольшой разрубленной поляны высилась непроглядная стена ельника, внизу черно поблескивала речка…
А на высоком пне вместо короба висела новенькая, многослойная рубаха поединщика, еще пахнущая первозданным беленым холстом, и такие же укороченные порты.
Только вот пояса не было…
На сей раз он даже не подивился находке, а с тайной надеждой ощупал ее, пошарил руками вокруг дерева: сейчас не рубаха была нужна, и даже не пояс – спички, зажигалка или горящая головня!
На худой случай, кресало и трут, чтобы высечь огонь, и тайный покровитель, остро чувствующий, что ему надо, должен был принести что-нибудь из этого…
Не принес…
И не оставил ни единого отпечатка обуви, хотя отыскать что-либо в темноте, да еще на отсыревшем, побитом, испещренном павшей кухтой снегу, было невозможно.
Ражный взметнулся нетопырем и сразу же увидел тающее, розово-синее свечение свежего и очень знакомого следа вдоль берега – следа, который могла оставить только женщина, причем не чья-то жена, а целомудренная дева.
Например, нареченная невеста Оксана…
Пока он не узрел этого следа, чаще всего покровителем представлялся некий инок, живущий неподалеку и как-то связанный с родом Ражных, но не желающий показывать своего благого расположения, чтобы не навлекать на себя гнев бренок или настоятеля Урочища. Все пожертвованные ему вещи источали неуловимое мужское начало, если не считать заботливого, женского подбора продуктов. Сейчас же, купаясь в этом розово-синем сиянии, Ражный мог вообразить себе какую-нибудь кукушку, высматривающую себе жениха, если верить сказкам кормилицы Елизаветы.
Но почему-то в сознании никак не появлялся образ правнучки Гайдамака…
Подмывало в тот же час броситься в погоню, однако при всем желании он не мог совокупить полет летучей мыши с волчьей прытью. Чтобы войти в раж и преследовать зверя, человека и вообще
Он еще раз поднялся над розово-синей цепочкой сполохов, вьющихся между деревьев, и вдруг усомнился в своей догадке: цветовая гамма следа Оксаны, кажется, была мягче, ровнее, без контрастных переходов, а этот выглядел ярко, сильно, будто щедрые, густые мазки широкой кистью. Особенно густой синий – будто ночное чистое небо!
– Благодарю! – крикнул он вдоль реки. – Кто бы ты ни был!
И без всякой надежды побрел в ту сторону, куда убегали цветные сполохи.
Он не надеялся догнать неведомую деву, а шел лишь потому, что не мог сдержать желания не идти при виде этого манящего следа. Кое-где он замечал на снегу иные, смазанные земные следы: несколько странные, без протектора подошв ботинок и совсем не девичьего размера! Он приглядывался к ним и ждал рассвета, чтобы рассмотреть получше, но в этот день почти не посветлело, ибо повалил густой снег, в несколько минут выровнял землю, сделал пространство по-зимнему глухим и сумеречным. Ражный хотел уж повернуть назад, однако напоследок взлетев летучей мышью, снова увидел акварельно-свежий намыв красок в серой пелене и только прибавил шагу.
Дева была где-то совсем близко, может, всего в километре от него, поскольку сильный снежный заряд если и не остановил ее, то заставил идти медленно, к тому же она не подозревала погони.
Увлекшись, Ражный не следил ни за временем, ни за расстоянием и не уловил момента, когда перешагнул линию запретной зоны; вдруг ощутил легкость и в тот же миг оторвался от земли и завис в полуметре, едва удерживая равновесие. Охваченный внезапным и уже знакомым приливом восторга, он непроизвольно засмеялся, словно младенец, сделавший несколько самостоятельных шагов: покровительница-дева скрылась в Сиром Урочище, ибо розово-синий след уходил вперед и исчезал в снежном мареве!
На сей раз полет длился секунд пятнадцать, после чего закололо в пальцах вытянутых рук, от незримого ветра заслезились глаза, а затем резкий скачок земного притяжения опрокинул его навзничь.
Снежный обвал, повинуясь этим же законам, разом опал, притянулся к земле, и вокруг мгновенно просветлело. Преодолевая тяжесть в теле, Ражный встал на ноги и огляделся – ничего подобного! Ни призрачного озера, ни острова с градом Китежем и вообще никаких признаков близости Урочища. Совсем другое место – только кривые косогоры, елки, березы да край синюшной снежной тучи в сером небе…
Лишь с третьей попытки, и то тяжело, будто старый ворон, Ражный поднялся чувствами над землей и узрел снежное поле вокруг. Ни единого следа, ни даже самой мелкой, невзрачной мышиной строчки не было еще в стерильном пространстве, будто этот вышибающий слезы сиюминутный ветер смел, выдул и вычистил его до первозданной белизны.
Ражный возвращался с оглядкой и ощущением, будто его только что обманули, и всю дорогу твердил себе, что больше не поддастся наваждению, не станет бегать за призраком, ибо так недолго и с ума сойти. А что, если эта опека, помощь и дары всего-навсего искушение, замысленное хитроумным и непредсказуемым бренкой? Испытание, способ определения манеры поведения, изучение психологических качеств личности, чтобы потом, по окончании послушания, было ясно, на что сирый годен и к какому делу его приставить.