Волчья кровь

Корсакова Татьяна Викторовна

– Босс, это может быть опасно, – попытался возразить один из них.

– Я сказал – свободны! А ты, Ярослава, присаживайся, – Владислав Дмитриевич кивнул на кресло напротив.

Повинуясь его приказу, охрана вышла, а девчонка как-то неуклюже, бочком, протиснулась к креслу и замерла в нерешительности.

– Садись, в ногах правды нет. – Владислав Дмитриевич смотрел на нее снизу вверх, изучая. Похоже, с выбором он не ошибся. Отмытая от грязи бомжиха выглядела вполне презентабельно. Общую картину несколько портил распухший нос, но это поправимо. Как говорится,

до свадьбы заживет. Хорошо б еще у нее не было проблем со здоровьем. Или они оказались бы не особо серьезными. Не хотелось бы уже на финишной прямой выяснить, что у девчонки СПИД или гепатит. Ладно, время покажет, сейчас нужно сделать все, что зависит непосредственно от него, а остальное в руках Господа.

– Вы мне расскажете, зачем я вам понадобилась? – Ярослава плюхнулась в кресло, забросила ногу на ногу. А ноги у нее длинные, только чересчур худые. И сама худая, отощавшая какая-то.

– Есть хочешь? – спросил Закревский, задумчиво разглядывая голые Ярославины коленки.

– Хочу, – закивала она.

– Сейчас организуем.

Всего через пару минут перед его протеже оказался сервировочный столик, заставленный едой.

– Кушай! – Закревский сделал приглашающий жест.

– А вы? – Девчонка, проигнорировав столовые приборы, заграбастала с блюда креветку и впилась в нее зубами. Ужас!..

– А я уже поел. Но ты не стесняйся, ни в чем себе не отказывай. Как тебе твое новое жилище?

– Отвратительно. – Она облизала пальцы и только после этого вытерла их о салфетку. – В этой вашей шахматной комнате у меня голова кружится. Не представляю, как нормальный человек может в ней жить!

Нормальный не может. Закревский снова едва заметно поморщился, но тут же прогнал прочь дурные мысли.

– Это ненадолго, – сказал он с улыбкой. – Если мы с тобой договоримся, Ярослава, то буквально через пару дней ты покинешь домик для гостей.

– В каком направлении? – тут же уточнила она.

– А это ты уже сама решишь, после нашего с тобой разговора. Ты готова поговорить?

Она, сунув за щеку кусок ветчины, промычала что-то нечленораздельное.

– Для начала я хотел повторить, что в моем доме тебе ничто не угрожает. Ты меня понимаешь?

Ответом ему стал энергичный кивок.

– Вот и славно. Давай-ка, Ярослава, проясним кое-что из твоего прошлого. Как твоя фамилия?

– Ерошина, – дожевав ветчину, сообщила девчонка. – Меня зовут Ярослава Ерошина.

– Откуда ты родом, Ярослава? Когда родилась? Кто твои родители?

Вместо того чтобы ответить, протеже расхохоталась.

– Ну и вопросы вы задаете, благодетель! – проговорила она, отсмеявшись. – Да не знаю я, откуда родом, и родителей своих тоже не знаю.

– Это почему?

– Потому что я детдомовка. Ясно? Нам в детдоме про родителей как-то не рассказывали.

Значит, сирота. Ну что ж, так даже лучше, будет меньше проблем, если что-то пойдет не по плану. Кто ее станет искать – сироту?

– А у Косого ты как оказалась, если детдомовка? – поинтересовался он вкрадчиво. – Вас же вроде государство должно жильем обеспечивать.

– Оно и обеспечило. –

Девчонка побарабанила пальцами по столу. Ногти у нее были корявые, маникюра не ведавшие, но уже без траурной грязевой каймы. Отмылась, видать. – Комнатой в коммуналке, да только я дурой оказалась. – Она шмыгнула носом, надолго замолчала.

– Я правильно понимаю, Ярослава, что жилья у тебя больше нет?

– Правильно. Пришли однажды два урода, взяли за жабры, сунули под нос какие-то бумажки, пригрозили: «Не подпишешь – тебе кранты».

– И ты подписала?

– Ага! Попробовала бы я не подписать! А на следующий день очутилась на улице без вещей и документов.

Так, с этим тоже все ясно: обработали сиротку, отобрали комнату. Повезло еще, что не убили беднягу, потому как могли запросто, чтобы лишнего не болтала, не жаловалась. А с другой стороны, что им какая-то детдомовка? Что она может сделать? А вот у него, кажется, появляется рычаг давления. Очень хорошо.

– И давно ты живешь на свалке?

– Нет, второй месяц только. – Девчонка помотала головой. – Лето в Крыму жила, посудомойкой в кафе за еду подрабатывала, а как сезон закончился, обратно вернулась. Полгода у друзей кантовалась, да только им всем не до меня, у каждого своя жизнь.

– А с работой что?

– Кому я нужна без жилья и документов?! С прежней работы меня сразу поперли, а на новую не брали. Ну, это если на приличную, – она многозначительно хмыкнула. – А про неприличную вам рассказать?

Ну, вообще-то, он и сам догадывался, какую работу могли предложить молоденькой глупой девчонке. Сейчас важно узнать, согласилась ли она.

– И что ты?

– А я ничего! – Девчонка гордо вздернула подбородок. – Я не из таких! Вы не слушайте, что вам там Косой наплел, я его к себе на пушечный выстрел не подпускала.

– А второго, того, который тебя защищать бросился?

– Петю?! – Ярослава казалась искренне удивленной. – Вы что?! Это же Петя! Он мне как брат! Это же он меня на свалку с Белорусского вокзала привез и защищал от всяких там козлов… – Она опять шмыгнула разбитым носом и добавила с укором: – А ваши уроды его по голове!

– Ничего с твоим Петей не случилось. Оклемается, не бойся. Так, значит, ты, Ярослава, девушка порядочная?

– Конечно! Думаете, если человек без крыши над головой, так на нем уже и клейма ставить негде? Я, между прочим, в очень хорошем детдоме жила, образцово-показательном. Если хотите, я вам сейчас «Евгения Онегина» наизусть расскажу.

– Любишь Александра Сергеевича? – спросил Закревский с улыбкой.

– Не, я больше Льва Николаевича уважаю, а Пушкина просто запомнила. Память у меня хорошая, – пояснила девчонка с застенчивой улыбкой.

То, что память у нее хорошая и какое-никакое базовое образование есть, – неплохо, это его задачу облегчает в разы.

– Ярослава, а сколько тебе лет?

– Двадцать два.

Надо же! А выглядит намного моложе. Хотя хрен поймешь эту современную молодежь. Разоденутся, поразмалевываются, вот и думай, кто перед тобой: совершеннолетняя или малолетка.