Волчья стая
Шрифт:
– Ох, Эмиль…
– Слушайте, – сказал Вадим сквозь зубы, не сдержавшись. – Вы бы уж так нагло не обжимались… Я и обидеться могу.
Черт дернул за язык… Увидев бешеные глаза Эмиля, он поневоле вскочил, потянулся к карману. По-своему истолковав его движение, Эмиль рявкнул:
– За ножом, сука?!
Секунду они стояли друг против друга – потом словно вихрь налетел, Вадим оказался на земле, ничего не успев сообразить. Зато в следующий миг не осталось неясностей, когда грубый ботинок пару раз влепил ему под ребра так, что Вадим взвыл, вертясь ужом.
– Еще хочешь? – рявкнул Эмиль, стоя над ним с отведенной
Рядом вдруг оказалась Ника, казавшаяся распластанному на земле Вадиму невероятно высокой, с надрывом вскрикнула:
– Дай ему, как следует! Пинком по зубам! Палач выискался, вешатель! Дай ему, выблядку, чтобы зубы брызнули!
И сама неумело попыталась пнуть от всей души. Вадим зажал лицо ладонями, защищаясь от удара. Правда, новых ударов не последовало. Прошло какое-то время, он осмелился отнять руки от лица, а там и слегка приподняться.
Эмиль оттащил Нику, бросил вполголоса:
– Да не пачкайся, малыш, об это дерьмо…
– Я, стало быть, дерьмо? – покривил губы Вадим, осторожно пытаясь встать на ноги. В боку кольнуло. – А вы тогда кто? За моей спиной трахались, как хомяки…
Отшатнулся – Эмиль одним прыжком оказался рядом, рывком поднял на ноги, зажав воротник бушлата так, что едва не придушил. Прошипел в лицо:
– Отдай нож, гандон! Ну?! Вот так… – Небрежно сунул кухонный тесак в боковой карман лезвием вверх. Тряхнул Вадима, взяв за грудки: – И запомни накрепко, козел: здесь ты не босс, а дерьмо дизентерийное. Усек? Каюсь, спали вместе, и неоднократно. Вот только вешать тебя не собирались.
– А будь вы на моем месте? – пискнул Вадим придушенно.
– Если бы у бабушки был хрен, она была бы дедушкой! – вдруг выкрикнула утонченная, рафинированная супруга, от которой Вадим в прежней жизни не слышал ничего непечатнее «черта». – Не мы тебя вешали, а ты нас. Что тут виртуальничать… Эмиль, а давай его бросим к фуевой матери? Пусть один тащится… – и мстительно улыбнулась: – Как повезет…
– Да зачем? – Эмиль осклабился по-волчьи. – Мы же современные люди, самую малость затронутые цивилизацией… Пусть плетется с нами. – Он встряхнул Вадима: – Только изволь запомнить, мразь: тут тебе не Шантарск. Начинают работать простые, незатейливые первобытные законы. Есть ма-аленькое странствующее племя. У племени есть вождь, есть любимая женщина вождя… И есть гнойный пидер, которому место у параши. Тебе объяснять, кому отведена сия почетная должность, или сам допрешь? Короче, все мои приказы выполнять беспрекословно. В дискуссии не вступать, поскольку права голоса не имеешь. Скажу «иди» – идешь. Скажу «соси хрен» – сосешь.
– Вот последнее – совершенно ни к чему, – серьезно сказала Ника. – А то я ревновать буду… Тебя, понятно, не его…
– Малыш, я ж чисто фигурально, – усмехнулся Эмиль, на миг подобрев лицом, но тут же обернулся к Вадиму с прежним волчьим оскалом: – Для пущей доходчивости и образности. В общем, поселяешься к параше. И попробуй у меня хвост поднять… Если не нравится – уматывай один. На все четыре стороны. Вон какой простор… Ну? – Долго смотрел Вадиму в лицо, ухмыльнулся: – Не пойдешь ты один, гад, обсерешься…
Встряхнув в последний раз, оттолкнул без особой злобы, отошел к Нике. Достал запечатанную в целлофан колбасу и стал ловко распарывать ножом обертку, пояснив:
– Надо поесть, малыш. Идти будем долго…
Вадим, вновь превратившийся в этакого человека-невидимку, сквозь которого беспрепятственно проходят взгляды, присел у дерева и закурил очередную сигарету. Как ни странно, он не ощущал никакой обиды, злости. Потому что все другие чувства перевешивала тревога и страх за жизнь…
Он никогда не считал себя суперинтеллектуалом, относился к собственным мозгам довольно самокритично: неглуп, что уж там, но не гений. И ни в коем случае не провидец. Однако сейчас, в какие-то доли секунды, он словно бы превратился в доподлинного прорицателя, увидел собственное будущее в жуткой неприглядности.
ЖИВЫМ ЕМУ ИЗ ТАЙГИ НЕ ВЫЙТИ.
Эмиль его рано или поздно прикончит. И это не пустые, надуманные страхи, это доподлинная реальность. Эмиля он, как ни крути, знал давненько, изучил неплохо. Ничуть не похоже, чтобы тот после пережитого озверел настолько, что утратил трезвый расчет. Эмиль всегда, при любых обстоятельствах был расчетлив, и его любимая поговорочка, строчка из забытой совдеповской песенки: «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла» – отнюдь не бравада. Словно некое озарение посетило – в глазах Эмиля Вадим читал свою судьбу так же легко, как читает грамотный человек бульварную газетку.
Удобнейший случай. Нарочно не придумаешь. Второго такого случая в жизни не будет. Если Вадим не вернется из тайги, Эмиль одним махом получает в с е. И Нику, а с Никой – все акции Вадима. И фирму – как раз Эмилю не составит особого труда перехватить штурвал: он и так долго стоял на капитанском мостике, пусть в подчиненном положении, на вторых ролях. Даже не придется вникать, осваиваться, все само упадет в руки.
По глазам видно – он уже решил. И, что тягостнее, Ника вряд ли кинется с плачем на Вадимов хладный труп, вряд ли оросит его горючими слезами. Еще и оттого, что в ее жизни мало что изменится: Ромео по-прежнему рядом, все остается как прежде, разве что законный муженек приказал долго жить.
И уличить их невозможно! Ни одна собака не докажет, что Вадима ухлопали именно они. Все можно списать на концлагерь. На коменданта. Все. «Мы кинулись за проволоку, а потом разбежались в разные стороны, куда он делся, представления не имеем…» Даже если каким-то чудом отыщется труп, то, что останется от трупа, – козлом отпущения опять-таки будет Мерзенбург. Горюют безутешная вдова и безутешный друг-компаньон, и никто не узнает, как все было на самом деле, а если что-то и заподозрят, доказать невозможно…
Нет, это не шизофрения и не пустые страхи. В глазах Эмиля он обострившимся звериным чутьем только что видел собственную смерть. Паниковать нельзя, следует собрать в кулак ум и волю, иначе пропадешь, и косточки догрызет здешнее зверье.
Г д е? И к о г д а? Очень похоже, Эмиль уже принял решение, но вряд ли пока что разработал надежный план. Да и любой на его месте сначала предпочел бы поговорить по душам с Никой, получить моральное одобрение – как-никак оба они в жизни никого не убивали, через что-то придется переступить, к каким-то истинам привыкнуть. Следовательно, у Вадима еще есть время. Эмиль будет ждать подходящего момента, а сам он постарается не поворачиваться спиной и не нарываться на скандал: в горячке ссоры убить гораздо легче… Смотреть в оба, держать ушки на макушке, жизнь, оказывается, по-прежнему на кону. И в таком случае…