Волчья стая
Шрифт:
– К участковому тебе нужно! – огрызнулся мужичонка, явно не собиравшийся шутить.. – А то недавно такие же болтались по деревням, потом у Михалыча телка пропала, сволокли в тайгу, дали по рогам, грудину вырубили и уволокли, а остальное бросили… А может, это и вы, голуби? С ними вроде девка была… – Как порой с поддавшими случается, он вмиг перепрыгнул к крайнему озверению. – Шагай, блядь, в деревню, там разберемся!
Возможно, пронеслось во взбудораженном сознании Вадима, тут были скрыты своего рода комплексы – допустим, неполноценности. И мужичонка, вряд ли почитавшийся в родной деревне справным хозяином, впервые получил шанс себя таковым ощутить, пригнав к односельчанам на судный спрос непонятных бродяг. В любом случае – миром не разойдемся…
К тому же выводу секундой раньше пришел Эмиль. Когда мужичонка, отбросив бутылку, для пущей убедительности потянулся к лежавшему в задке телеги топору, прыгнул на него, вмиг сдернул с телеги и свалил наземь, заломив руку. Бросил Вадиму:
– Лошадь держи!
Вадим с опаской приблизился – Аллах ведает, как ее следовало держать. От кого-то он слышал, что лошади кусаются почище любого бультерьера. Однако лошаденка стояла столь же отрешенно, повесив длинную голову, пофыркивая.
– Эй, а как ее…
– Вожжи к дереву привяжи! – крикнул Эмиль. – Вожжи!
Сторонясь, стараясь держаться подальше от задних ног животины, Вадим подобрал с телеги вожжи и накрепко привязал их к ближайшей сосенке. Эмиль уже волок мужика подальше в лес. Ника с Вадимом заторопились следом.
Отойдя от дороги метров на пятьдесят, Эмиль толкнул «языка» в мох, встал над ним со штык-ножом наголо:
– Сиди, пейзан, и молчи в тряпочку…
– Сам ты пейзан, бля, – плаксиво отозвался мужичонка. От прежнего боевого задора не осталось и следа. – Мужики, вы чего? Убить, что ли, хотите? Я сватье портвешок везу, свадьба завтра, надо на стол и магазинного поставить для культуры, как у людей… Вы че, мужики? Не надо!
– Что, жить хочешь? – жестко ухмыльнулся Эмиль.
– А кто не хочет? – Он жалобно сморщился: – Мужики, не убивайте, заберите, чего хотите…
– Раздевайся! – рявкнул Эмиль. – А то приткну, как Марата!
– Да Марат живой, вчера приезжал… – машинально возразил мужичонка, так и не поняв, что его сравнивают с исторической персоной.
Увидев клинок у горла, замолчал, трясущимися руками стянул сапоги, фуфайку, пропотевшую голубую рубаху и дешевенькие серые штаны. Эмиль бросил Вадиму рубаху со штанами:
– Вот и разжился, а ты плакался… Эй, ты куда?
– Как в анекдоте, – вымученно улыбнулся Вадим. – И покакаю заодно…
– Ладно, побыстрее. И полосатку назад принеси… Не сидеть же мужику голышом.
Вадим побыстрее направился в лес, благословляя собственную сообразительность, – ведь едва не стал переодеваться при них, в последний миг вспомнил о нагане…
Вернулся он быстро. Эмиль кинул мужичку полосатые, крепко припахивавшие дерьмом тряпки:
– Обряжайся. Вот, красивый получился… И не трясись, не убью – не стал бы я тебе давать такой красивый костюмчик, если б собрался резать…
– Да я, конечно… – приговаривал пленник, торопливо натягивая вонючие лохмотья. – Да я понимаю…
Эмиль присел на корточки, приказал Вадиму:
– Возьми-ка во-он тот сук. Встань сзади. Если попробует дурить, шарахни по кумполу.
Вадим повиновался. Новая одежда пришлась ему почти что впору, но вот припрятанный наган теперь доставлял гораздо больше хлопот – в кармане портков был бы заметен, пришлось, туго затянув узенький ремешок из паршивого кожзаменителя и тщательно запихав в штаны рубаху, сунуть револьвер сзади за ворот, так, чтобы провалился к поясу. Лучшего тут ничего не придумаешь. Под бушлатом незаметно, только нужно следить в оба, чтобы не выпал в самый неподходящий момент…
Он встал на страже, старательно сжимая здоровенный сук. Тем временем Эмиль очистил ножом от травы изрядный клочок земли, огляделся, сунул в руку мужичонке толстый сучок:
– Это какой район, Каразинский или Мотылинский?
– И вовсе даже Шкарытовский, – отозвался пленник, то и дело опасливо косясь через плечо на Вадима. – Мотылинский во-он в той стороне, вы его давно прошли и к нам в Шкарытовский вышли…
Эмиль улыбнулся с неподдельной радостью. У Вадима тоже отлегло от сердца – в Шкарытово он не бывал, но примерно представлял, где это, в какой стороне Шантарск. Километров двести до родного города… или двести пятьдесят? В Шкарытово, кажется, есть вокзал, железная дорога тянется до Шантарска…
– Рисуй, – распорядился Эмиль. – Карту рисуй, говорю! Шкарытово, эти ваши улусы…
– Я тебе что, Церетели – карты рисовать?
– А ты у нас в искусстве подкованный… Рисуй, как умеешь. Можно приблизительно. Но чтобы было наглядно, чтоб у тебя Шкарытово не залезло к Полярному кругу…
– Мне бы…
– Вероника! – обернулся Эмиль. – Бутылку принеси!
Как следует отхлебнув из горлышка, пленник стал самую чуточку веселее, принялся корябать сучком по черной, пахнущей сыростью земле, приговаривая:
– Вот тут получается Парнуха, тут Усть-Лихино, тут… тут у нас Чебаки…
– Эй, эй! – прикрикнул Эмиль. – Ты мне тут не вырисовывай каждый пень! Говорю тебе – мы не шпионы, нам такая точность ни к чему. Изобрази подробнее, где Шкарытово, как туда проще добраться.
Откровенно говоря, из корявого рисунка на влажной земле, больше всего напоминавшего первобытные писаницы на скалах близ Шантарска, Вадим ничего толком не разобрал. Да и Эмиль, по лицу видно, должен был всерьез поломать голову над каракулями. И все же после долгого допроса кое-какая картина начала вырисовываться… Даже Вадим кое-что уяснил.
– Ну, вроде бы соображаю… – протянул Эмиль.
Выпрямился, глядя сверху вниз на съежившегося «языка». В глазах у него было нехорошее раздумье. Какой-то миг Вадиму казалось, что широкий, поблескивающий штык-нож сейчас воткнется мужичонке под ребро. Что-то такое почуял и «язык» – таращился снизу вверх испуганно, льстиво, умоляюще, не в силах вымолвить хоть слово.
Махнув рукой, Эмиль отошел, на ходу пряча нож в карман. Судьба пленника, похоже, решилась – другими словами, ему еще предстояло пожить на нашей грешной земле. «Не исключено, – ехидно подумал Вадим, – у нашего супермена рука не поднялась на собрата-пейзанина, вспомнил детство золотое в такой же глуши, расчувствовался… Мою судьбу, скот, решил без всяких там сантиментов».