Волчья тропа
Шрифт:
Мэтью промолчал, лишь улыбнулся.
– Извини, – сказала я. – Просто целый день не пила, а кое-какие позывы трудно сдержать – сам знаешь, как оно. Черт, твой чили отлично пахнет!
Он аккуратно, двумя пальцами, взял стакан со стола.
– Знаю, юная леди, и не сержусь. Наоборот, как по мне – это был отличный комплимент.
Я улыбнулась. Наверное, я была красная, как рак. Мэтью пододвинул стул и сел напротив.
– А ты раньше в Халвестоне была?
– Нет. Я иду на север, потому что ищу кое-кого. Я их много лет не видела. Может, они здесь прошли.
Что можно ему
От аромата, доносящегося из кастрюльки, у меня желудок свело.
Он опять кивнул. Наверное, привычка.
– У меня редко гости бывают.
– Лет пятнадцать тому назад женщина с мужем по пути на золотые прииски.
Я не хотела ему так много рассказывать, однако каждый раз, когда я пыталась уснуть, из глубин памяти всплывали слова из маминого письма, и сейчас я отчаянно надеялась, что он все-таки видел моих родителей. Вдруг расскажет, как они выглядят. Бабка свои журналы как святыню хранила, а дочкиных фотографий в доме не было ни одной.
Мэтью откинулся на стуле, надул щеки и почесал в затылке.
– Пятнадцать лет тому назад? И не упомнишь… Значит, за золотом шли?
Я кивнула.
– Мы в то лето церковь в Мартинсвилле достроили. Немало путешественников к нам заглядывало.
Я почувствовала слабый проблеск надежды. Мартинсвилль мама упоминала в письме.
Он продолжил рассказ, в этот раз глядя прямо на меня, хотя до того в потолок пялился – вроде как все воспоминания у него на чердаке хранились.
– В основном мужчины – группки из четырех или пяти друзей, которые складывали в общий котел все, что у них было. Еще нескольких одиночек – глупые идеалисты. Теперь припоминаю – была там одна семейная пара. Как их звали, не помню, но шли они в Халвестон. А женщина была симпатичной… – Он рассмеялся и добавил: – Точно, я ее запомнил, потому что она назвала Юкон Великим. Ни разу не слышал, чтобы старину Юкона так называли.
Еще слова из маминого письма. Наверное, я улыбнулась, потому что Мэтью замолчал и взглянул на меня. Потом спросил странным бесцветным голосом:
– Твои родители? Правда?
Было в его голосе что-то такое, отчего отвечать совсем не хотелось, однако мое лицо все за меня сказало. Мэтью молчал, глядя на меня со странной смесью жалости и веселья. Чего это он?
Потом он встал и подошел к высокому книжному шкафу в другом конце комнаты. Из щели между шкафом и стеной достал рулон бумаги и развернул его на столе. Я увидела карту БиСи, Севера и других территорий, мне неизвестных. На ней не было надписей, как на бабкиной.
– Мы здесь, – сказал Мэтью и ткнул длинным тонким пальцем в черную точку, окруженную пустотой.
Я нашла хребет, с которого спустилась, и Муссу. Дальше на юг была еще одна точка – наверное, Долстон, хотя вполне возможно и Риджуэй. На карте весь мой путь занимал не больше фаланги пальца, и когда я взглянула на север – бескрайний и пустой, – мне стало страшно.
– Это Мартинсвиль? – спросила я, указав на черную точку, рядом с которой был нарисован крест.
Мэтью еще раз кивнул и улыбнулся. Интересно, а он больше ничего не умеет?
– Твои
– Да, сэр.
Я слышала, что во время Большой Глупости какие-то идиоты сбросили бомбы не туда, куда надо, искорежив землю и открыв залежи желтого металла.
Мэтью откинулся на стуле, поглаживая подбородок.
– Долгий путь. Посмотри сюда – это Халвестон.
Дорога к нему была одна – вверх по карте, через пустоту.
– Как ты сама туда доберешься? Несколько сотен миль…
Я поморщилась. Зачем он спрашивает? Лучше бы он не видел моего испуга. Дорога есть дорога, десять миль или сто – какая разница? Ну, так я себя успокаивала.
– У меня есть две ноги. А что еще надо?
Он кивал и кивал, словно деревянный болванчик.
– Еда, например, – сказал Мэтью, взглянув на горшочек с чили, – и вода.
Он посмотрел на пустой стакан, потом перевел взгляд на меня.
Стул вдруг показался ужасно неудобным.
– Мне просто не везло. Я умею охотиться… Просто… просто не везло.
Мэтью улыбнулся одними глазами, а потом забарабанил по столу.
– Тогда возблагодари Господа за то, что он послал тебе меня.
Он встал и подошел к плите, где кипел горшок. Навалил целую миску чили, от которого шел пар, и поставил передо мной. Затем положил рядом одну из тех серебряных ложечек. Себе накладывать не стал.
– Ешь, пока горячее.
Меня дважды просить не надо было. Во рту пекло, но я не обращала внимания. Как будто голос мне нашептывал: «Привыкай к роскоши, Элка. Теперь все будет хорошо! Такой же чили, острый и мясной, ждет тебя на севере».
А потом донесся топот копыт. Несколько лошадей. У меня сердце упало. Мэтью помрачнел, молча встал, взял ружье и направился к двери. Я продолжала жевать. Пропади оно все пропадом, но я таки набью желудок, прежде чем начнут палить.
– Эй, вы! – рявкнул Мэтью и, пинком открыв дверь, вскинул ружье.
Я сидела в стороне от двери, но могла видеть, что происходит снаружи. Мэтью, стоявший в дверном проеме, оглянулся. Его лицо, освещенное льющимся с улицы светом, исказила жутковатая улыбка. У меня внутри все сжалось, но я продолжала глотать чили.
Над дверями висело распятие. Ну, знаете, вроде как Господь благословляет вас, когда вы выходите из дома. Я-то всегда считала, что это трусость. Как говорится, на бога надейся, а сам не плошай. Потом я прищурилась и хмыкнула. Распятие было перевернуто. Уж если ты деревяшку прибить не способен, то тебе никакой бог не поможет.
Я покачала головой, доела чили и взглянула на карту. Маленькие городки на ней были отмечены красными точками, а те, что побольше, – черными квадратиками. Вдоль дороги на север я вообще черных квадратиков не увидела. Только пригоршня красных точек, окруженных пустотой. Вот и отлично! Людей-то я не особо люблю. Никогда не знаешь, что у них на уме. Поди разбери, обнять они тебя хотят или придушить?
В верхней части карты Мэтью зарисовал целый кусок старой территории. Наверное, это то место, куда бомбы во время Большой Глупости упали. Я разглядела там только одну красную точку, однако букв я не знаю, потому название прочитать не сумела.