Волчья Ягодка
Шрифт:
Может, я конченный псих, но просто секса мне мало. Я хочу больше.
Хочу смотреть в ее глаза и чувствовать себя осью ее вселенной! Потому что в моей все уже крутится вокруг нее. Даже если бы я пытался себя ломать – инстинкт зверя все равно сильнее – уже пробовал однажды и проиграл. Так что иллюзий не имею.
“Как отпустить тебя, Мария? Как сделать так, чтобы ты не захотела уехать?”
Отчаянно хочется вернуться и посмотреть, что она делает. Страшно, что снова не сдержусь, накинувшись с порога, как голодный зверь на загнанную дичь.
Новый раскат
“Что могло случиться?”
Чужаков на территории нет. Следящие у нас всегда предупреждают о таком. Но по тону ясно, что Марья напугана до холодного ужаса. Чем? Кто посмел даже просто подойти к ней? Теперь, когда от нее несёт мной за версту. Мной и сексом. Ни один из моих волков даже не поднимет глаза на нее сейчас.
“Неужели Всеволод? Да нет же. Он не станет. Для такой выходки он слишком разумный”.
Марья стоит на расчищенной под огород делянке, мокрая в своем обвисшем платье,тесно облепившим все ее прелести.
“Какого хера ты тут делаешь, дуреха?!”
А напротив волк. Медленно выдыхаю – не белый.
Волна ярости заливает сознание. Зверь внутри рвется наружу. Нельзя, Серый! Держи его. Себя держи.
Встаю между своей девочкой и черным, рычащим хищником.
Ты сам напросился, брат.
Пасть волка дёргается. Уши мелко стригут воздух. Я молча стою между ними и смотрю в звериный, чуть вытянутый зрачок. Маша, конечно, ничего не ощущает. Для нее мы просто замерли, заняв выжидающие позиции.
Олег ломается меньше чем за минуту. Скуля, поджимает хвост и, опустив уши, припадает на землю передними лапами, отползая назад к лесу по— пластунски.
В голове проносится его недавняя угроза, публично выйти против своего альфы.
“Не дорос ты ещё, мальчишка”.
Усмехнувшись, медленно выдыхаю, поворачиваюсь. Дрожит, как кролик испуганный. Мокрая вся, волосы налипли на лицо и плечи. Обхватила себя руками, будто баюкает. С кончика носа медленно стекая, срывается дождинка. В зеленых глазах немой ужас. Внутри холодеет от этого ее взгляда.
“Боится. До смерти испугалась Олега. А тут я…”
Хотел наорать, какого лешего выперлась из дома в такую грозу. Одна. Так и не смог протолкнуть злые слова из глотки. Как застряли! Ясно зачем – сбежать хотела. Горечь опаляет нутро. От меня сбежать.
Подхожу близко, почти в упор. Молчит. Опять молчит! Протянув руку, смахиваю легким касанием со скулы капли дождя, обвожу контур губ, тянусь прижать ее к себе, чтобы знала – никому не позволю обидеть. Сдохну, но закрою собой.
“Включи мозги, Волков! Она тебя боится. Таких как ты”.
Делаю шаг назад, устало вздохнув.
– Ну что ты смотришь так, бедовая? Такой страшный что ли? – не мастер я шутки шутить, правда. Да и утешать не очень умею. Проблему решить – это ко мне. А слезы— сопли вытирать, тут я безоружен и слеп, что
–Так тебя вон даже собаки боятся! – шепотом шелестят губы. А я смотрю на них и, зависнув, не сразу вообще осознаю смысл сказанного.
Собаки? СОБАКИ?!
Над нами снова разрывается канонада грома, одновременно с этим из груди вырывается громкий, раскатистый смех.
Собаки, леший!
– Я тебе больше скажу, Машенька. Меня даже волки боятся. Эх ты… собаки.
Отсмеявшись, протягиваю ей руку: – Идем в дом, простынешь же.
Жмется, опустила глаза на протянутую ладонь и … ничего.
Ну давай же, Марья, стою перед тобой, как нищий на паперти.
– Я же говорил уже. Или так, или через плечо перекину. Выбирай.
Глава 16
Сладко замирает, от этого его “через плечо перекину”. Ну в самом деле, кто в здравом уме, откажется от таких сильных рук и плечей?
Хочу на эти ручки, но вместо этого, прикусив губу, протягиваю ему ладонь, и млею, когда горячая, сильная захватывает в плен мою.
“Черт возьми!” Ну в самом деле, не возможно расплыватся лужицей от одного прикосновения.
– Сережа… – тихо тяну его имя, а у самой все волоски на теле становяться дыбом от одного его имени из собственных уст. – Я…
Что я там вообще хотела спросить?! Наверняка какую-то глупость.
– Да? – он словно крейсер, рассекающий травяное поле, как воды. А ведь трава мои ноги путала, цеплялась, сейчас же как ковер стелится.
"Боже, как я умудрилась сюда вообще дойти и не клюнуть носом?"
– Это ведь черта поселения, но и лес рядом. А она, – разворачиваю голову назад, проверить, не увязалась ли собака следом, – одна.
– Кто одна? – переспрашивает он, как будто вообще и не было только что рычащего пса.
– Собака. Та, здоровенная Хаски, почти что в лесу. А вдруг там волки? – округяю в ужасе глаза. – Знаешь, я же вообще о них не думала, когда выходила.
– А зачем вообще пошла?
"Потому что…" – даже от мыслей, что только что между нами было, щеки, уверена, покрываются предательским румянцем.
– Мне… надо было подышать воздухом. – выдаю в ответ.
– А как же собака – друг человека? – Неужели даже в детстве пса не хотелось завести?
– Покажите мне ребенка, которые не хотел собаку, – спотыкаюсь о какую-то корягу, опираясь сильнее на его руку.
– Не бойся: упаду, но все равно поймаю, – Мой Мужчина переплетает наши пальцы в замок.
Вздыхаю, успокаивая колотящееся сердце:
– Ну а о собаке, – возвращаюсь к беседе, – летние каникулы я часто проводила на даче. У соседей как раз была собака. Как сейчас ее помню – громадная, черная с белым “галстучком” на грудине… Дорога к речке вела как раз через их участок и, каждый раз, когда я проходила мимо, она срывалась на меня оглушительным лаем. А потом и вовсе, начала пролезать в дыру у ворот и пыталась цапнуть за ноги… до сих пор помню этот рык звериный и скалящуюся пасть, полную острых зубов. С тех пор я очень боюсь собак… и петухов.