Волд Аскер и блюз дальнего космоса
Шрифт:
— Ну, если на какой-нибудь планете нам чего-нибудь не будет хватать и ты меня продашь другому хозяину и попросишь служить ему верно, я буду служить ему верно, — сказала Бий У, — а зарплаты мы и так и так не видим.
Проклятие! Будь я проклят! Точно, я уже проклят.
— Заканчивайте всю эту ерунду про рабство! Мы — единая команда, и вы идёте за мной потому, что чувствуете это, а не потому, что считаете себя рабами. Так что хватит меня подкалывать!
— А давайте не будем разговаривать с Аскером, пока он нам ошейники не выдаст? — предложил Суэви.
— Как вы себе мыслите одевание скафандров
Эта проблема вызвала горячее обсуждение. Предлагались и тонкие ошейники, и раздвижные ошейники — чтобы можно было одевать поверх скафандров. Пока мой народ не придумал чего-нибудь запредельного, я предложил им нашить картинки на рукава. Предложение было принято с восторгом — все они помнили нарукавные эмблемы различных родов войск у офицеров — землян в Академии, и им было завидно, что у них таких нет. Оставалось только придумать саму эмблему. Я отказался наотрез, сказал, что пусть сами придумывают, старшим назначил Суэви. Эта проблема займёт их надолго. Чем бы они не тешились, лишь бы не плакали.
Как там говорили в клане — соседе ПС-10004? "Они там больные на всю голову"? Похоже, так оно и есть. И это, похоже, заразно.
Глава 51. Придирки по графику
На Семирамисе пришлось решать множество разнообразных проблем, от питания до финансовых, включая политические. Пассажиры корабля — беглеца были совместимы с местными по еде, но для полноценного питания им были нужны другие продукты, а некоторые местные овощи они могли есть только в сочетаниях. Наши исследователи выдали мне обширные рекомендации на эту тему, но их ещё надо было приспособить к реалиям планеты.
Соседние страны прознали о пришельцах и затребовали доступ к технологиям. Вообще-то государства на Семирамисе нашими стараниями были довольно мирными, но здесь дело запахло прорывным развитием одного из государств, и все остальные всполошились. Пришлось нанести им пару визитов и пообещать уравнивание в технологиях.
На второй день нашего пребывания я заметил, что Алуки ходит печальная, и спросил у монахов (они оставались на планете) о возможной причине. Монахи сказали, что её, оказывается, надо хвалить не менее пяти раз в день, иначе раб впадает в депрессию. Я начал хвалить Алуки и подсчитывать количество похвал. Потом я распространил эту привычку и на всю команду.
Я поинтересовался, сколько стоит Алуки. Та точной цифры не знала — это был предмет торга и сезонных колебаний — но ориентировочные цифры назвала. Монахи перевели цифру в золото. Оказалось около трёх килограмм. Я сообщил эту цифру местным властям и в штаб. Если кто-то из них пожелает, рабов можно просто выкупить, например, если произойдёт запечатление.
Местные власти ответили, что спасённые существа являются терпящими бедствие, подпадают только под действие законов Арумики и платить за них никто не будет. Я переслал это сообщение в штаб. Штаб ничего на это не ответил, но приказал при следующем визите на ПС-10004 узнать о возможности покупки нескольких тысяч рабов.
В тот же день Алуки стала свидетелем того, как я пытался заставить свою команду помыть корабль. Помывка у нас — больное дело. Как бегать босиком по полу, стенам и потолку — это они все мастера. А как отмывать сало с поверхностей и с выключателей — попробуй заставь. В результате долгого ора я добился только минимальных действий, а затем команда вообще взбунтовалась и отказалась мыть пол до тех пор, пока не будет нарукавной эмблемы. Строго говоря, дело к этому шло — признаки вольницы и неподчинения я наблюдал уже давно, но на прямой отказ они отважились впервые. Я сказал, что иду в город, вернусь через три часа и найду корабль свежевымытым. После чего забрал Алуки и ушел, оставив их в одиночестве бояться неизвестности.
Мы отправились инспектировать рынок. Компанию нам составлял взвод местной охраны. Пока мы тряслись в закрытом фургоне, Алуки осмелилась посоветовать:
— Господин, можно, я скажу? Я, конечно, не заканчивала курс управления рабами, как старшие рабы, но основы нам давали. На случай, если мы вдруг станем старшими над другими рабами. Вы слишком мало к ним придираетесь.
— Слишком мало? Да я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы совсем их не замучить!
— В день к каждому рабу надо придираться по пять — шесть раз минимум, один из которых должен быть обязательно несправедливым.
— Зачем несправедливым?
— Чтобы проверить лояльность. Но в конце дня или раньше все негативные ощущения нужно погасить позитивными, пять раз похвалить или рассказать о важности их работы, или рассказать смешные истории. У нас для старших рабов специальные сборники смешных историй продаются. Если вы не придираетесь, то рабы думают, что вы ими недовольны, но не знают, чем именно, и эта неизвестность пугает и может вызвать нервное расстройство и бунт. Если же вы придрались несколько раз, а потом рады жизни и хвалите их, то раб может быть спокоен, поскольку знает, что у вас больше других недовольств нет и вы им довольны.
Я хотел засмеяться, но потом вспомнил, что Алуки надо хвалить, и сказал:
— Алуки, ты такая умница, так хорошо советуешь, я так рад, что тебя приобрёл.
Бедняга чуть сознание не потеряла от радости.
На рынке я оценивал как наличие необходимых для рабов продуктов, так и общую обстановку. Иногда толщина запоров на лавках и количество охраны может сказать больше, чем любая статистика. В одном месте я ощутил огромный восторг, смешанный со жгучей завистью. Поскольку принадлежать чувства могли только Алуки, я обратил внимание на её предмет вожделения. Алуки смотрела в глубину музыкальной лавки, в которой хозяин наигрывал на одной из гитар.
— Любишь музыку?
Алуки сделала вид, что ничего не произошло.
— Рабов не учат музыке. Это дорого. Только старших рабов и только богатые родители.
Мы зашли в лавку.
— Ты забываешь, что я тоже могу тебя чувствовать. Купи себе гитару. Заодно спроси самоучитель, наверняка у них есть. Местный язык ты знаешь, разберёшься.
Алуки выбрала что-то простенькое, хозяин лавки с негодованием отобрал дешевку и подобрал гитару сам. Самоучитель тоже нашелся. Я не вмешивался — ничего в этом не понимаю. Достать горошину золота из широких штанин нижней части бронежилета было делом секунды. Хозяин лавки и Алуки дружно чуть не умерли от восторга. Алуки потеряла дар речи надолго, только шла за мной следом и поглаживала гитару.