Волга впадает в Гудзон

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Хочешь знать, куда они делись и почему так быстро свалили в тот день?

— Правильно мыслишь, — кивнул Владимир. — Понимаешь, по идее, столь важного гостя этот Гордей просто обязан был проводить до выхода из клуба и под белы ручки самолично усадить в машину. Однако этого почему-то не произошло, и здесь мы с тобой имеем некое непонятное нарушение так называемого протокола.

— Чего-чего? — Калина насмешливо поднял одну бровь.

— Протокол, — вполне серьезно пояснил Дубинский, — это, Игорек, некий свод правил, которому обязаны следовать участники мероприятий определенного уровня! Он может быть гласным, а может быть и негласным, чем-то вроде традиции. Например, на прием в Кремль нельзя являться дамам в дешевой бижутерии или, скажем, в чем-нибудь вроде современных юбчонок длиной с пояс для резинок. И это вполне официально вписано в соответствующую бумагу! Ну а правило провожать важного гостя вплоть до посадки в машину — скорее традиция, но на самом деле тоже вполне протокольная… Ты что-то сказал?

— Какой ты умный, Дубинский! — с ядовитым восхищением произнес Игорь. — Особенно — насчет «пояса для резинок»! Все-то ты знаешь, да еще с нами, безграмотными чурбаками, делишься, щедрая твоя душа.

— Ладно, хватит ерничать! — Дубинский нахмурился. — Лучше, если и без меня все знаешь, приступай к исполнению. Мне, к твоему сведению, сегодня с этим планом еще к Турецкому в Генеральную ехать, так что вперед и с песней!

— Есть, с песней! — Калина, неожиданно бодро вскочил со стула и улыбнулся. — Слушай, в порядке бреда: не попросишь заодно у своего знаменитого Турецкого какого-нибудь опера мне до пары? Ты ж понимаешь, время-то работает совсем не на нас!

Дубинский внимательно глянул на Калину: не шутит ли? И, убедившись, что не шутит, а, напротив, наглеет, молча показал ему кукиш.

— Все понял, господин начальник! — фыркнул тот. — Так бы сразу и сказали… Ну я пошел!

— Слава богу, наконец-то! — буркнул Владимир.

Спустя несколько минут, оставшись в одиночестве, он вновь склонился над своим блокнотом.

7

— Ну и что скажешь, генерал? — Вячеслав Иванович Грязнов откинулся на спинку кресла и с любопытством посмотрел на Турецкого, внимательно разглядывающего принесенную Володей Яковлевым, на данный момент уже уточненную и выверенную вплоть до метра схему места преступления.

Сам Яковлев о чем-то тихо переговаривался в дальнем углу кабинета с Володей Дубинским, терпеливо дожидавшимся своей очереди доложить Александру Борисовичу о ситуации с первым покушением на Мансурова.

— Значит, так… — Турецкий отложил листок со схемой в сторону. — Давай-ка проверим, насколько точно мы все это себе представляем… Итак, вплоть до поворота в сторону моста и соответственно ответвления дороги номер два от трассы, ведущей в Москву, эскорт Мансурова двигался к столице со стороны дачного поселка закрытого типа Каленики на довольно приличной скорости — как утверждает охрана и первого, и второго джипов, не менее восьмидесяти кэмэ в час. Далее у развилки, не доезжая до мостика, скорость постепенно сбрасывается до минимальной — двадцать кэмэ… Я правильно понимаю, что, если бы скорость была, скажем, раза в два выше, Мансуров вполне мог остаться в живых?

— Правильно! — подал голос Яковлев. — Конечно, поранились бы все, кто находился в «лендровере», но наверняка успели бы проскочить с целыми стеклами. Да и задний джип прикрыл бы основную машину и, скорее всего, больше, чем «лендровер», пострадал бы как раз он. Мы с ребятами это все вычислили еще в первый день: эксперты утверждают, что стекла «лендровера» выдержали бы, если б у киллера не было возможности так точно рассчитать момент взрыва.

— Ну да, — вздохнул Турецкий, — а ее бы не было, будь скорость выше… Ладно, что теперь говорить? Поехали дальше… Взрывное устройство в соответствии с заключением экспертов, на удивление быстро изучивших все, что от него осталось, — самодельное: несколько шашек тротила плюс радиоуправляемый взрыватель. И сделано, и заложено профессионально — на обочине дороги номер два, под углом сорок пять градусов к линии прямого движения эскорта. Иными словами, в расчете не на то, что пассажиров убьет сам взрыв, а на то, что у киллера, находящегося в засаде на расстоянии ста восемнадцати метров от жертвы, после взрыва живая мишень окажется перед глазами. Ввиду того что бронированные и тонированные задние стекла «лендровера» будут уничтожены… Вывод?

— Понятен вывод — исполнителей было двое: один взрывал, второй стрелял. Давай, Саня, дальше! — нетерпеливо произнес Грязнов.

— Это само собой, что двое, и даже, если учесть показания Томилина и его охранника, понятно, что подрывник поджидал эскорт в синем «субару», снайпер с «клином» в руках — там, где и обнаружены его следы, — в лесочке. — Турецкий ткнул пальцем в схему. — Но, говоря о выводах, я имел в виду другое: в лице преступников мы столкнулись в первую очередь с высококлассными профессионалами!

Вячеслав Иванович задумчиво кивнул:

— Думаешь, бывшие «чеченцы»? Но, насколько знаю, до сих пор такого рода акций они вроде бы не предпринимали. К тому же Мансуров, кажется, дорогу им если и перебегал, то, по словам Томилина, в незапамятные времена — и то не «чеченцам», а «афганцам». Но вообще-то ты, конечно, прав — работали профессионалы. К тому же «клин» этот чертов. Из «калаша» такую акцию не провернешь, будь ты трижды снайпер. И все же какой мотив?

— Знаешь, Слава, я бы не стал исключать мотив «народных мстителей», — вздохнул Турецкий. — Я тут затребовал аналитические данные по социальным опросам, касающимся Мансурова. Смотрите, что мы имеем: большинство россиян склонны навешивать на покойного Рената Георгиевича все грехи, как малые, так и большие, унаследованные нами еще от прежних времен. В разные годы таковых граждан имелось от шестидесяти девяти процентов до восьмидесяти шести… А поскольку он изначально имел отношение к нашей пресловутой приватизации, около сорока процентов опрошенных уверены, что именно Мансуров способствовал распределению самых жирных кусков между олигархами, причем кое-кто не только в этом уверен, но и явно ненавидит его за такую несправедливость. Всего пять процентов опрошенных понимают, что провести приватизацию в такой стране, какую представляла Россия к моменту ее начала, как положено — невозможно…

— Ну да, — кивнул Грязнов, — не говоря о полуразваленной экономике — чего только наша коррупция стоит! Так ты это к чему, Саня? Хочешь сказать, перед нами теракт, а за ним стоят… Кто?

— В сущности, любая из военных и даже военно-националистических организаций! Что скажете на это?

Он обвел глазами всех присутствующих.

— По-моему, — нерешительно произнес Дубинский, — если бы мы имели только это покушение, я бы лично сказал: да, возможно… Но согласитесь — отравленный кинжал, да еще антикварный и произведенный не у нас, а, как теперь говорят, в дальнем зарубежье, с разъяренными военными как-то не очень сочетается. Кстати, насколько я знаю, если иметь в виду все эти офицерские «красные бригады» — ну те, которые с националистическим душком… По-моему, за ними на самом деле ничего столь кровавого пока не числится…

— В последние годы — да, — кивнул Турецкий. — К тому же, Владимир Владимирович, не забывайте: деятельность наиболее агрессивных из них не без нашего участия была прикрыта. Во всяком случае, формально. Но кто сказал, что при этом люди, входившие в них, поменяли свои убеждения?.. Ну а что касается кинжала, я по-прежнему не согласен с Константином Дмитриевичем Меркуловым, который считает, что заказчик обоих покушений один и тот же. А ты, Вячеслав Иванович, что скажешь, а? О чем так надолго задумался?

— Размышлял над твоей точкой зрения, Сан Борисыч, — усмехнулся Грязнов.

— И что?

— А знаешь, пожалуй, думаю то же, что и ты: почерк покушений слишком разный — настолько, что даже если вдруг окажется, что за ними стоит кто-то один… Словом, не поверю! Весь мой опыт взбунтуется… Поверить в то, что сразу двоим персонам Мансуров отдавил любимую мозоль, — куда легче… Кстати, Владимир Владимирович!

— Да? — Дубинский повернулся к Грязнову.

— Насчет дальнего зарубежья… Одна из наших версий — думаю, Александр Борисович вас с ней сегодня ознакомит — как раз и ведет не просто в дальнее, а я бы сказал, в очень дальнее зарубежье…