Волгари в боях за Сталинград
Шрифт:
Объяснил я экипажу задание и приказал готовить судно в рейс.
Матросы принесли свои пожитки, захватили картошки и других продуктов на всю команду. И тут только я спохватился: в команде женщина есть. Помню, Марией звали. Подозвал я ее и говорю:
— Вот что, Мария, мы на серьезное дело идем. Не огурцы с помидорами развозить будем, сама знаешь, время не то. В дороге всякое может случиться… понимаешь?
— Понимаю, — говорит.
— Ну, коли понимаешь, собирай свой сундучок — и скорей на берег. Задание военное, время не терпит.
— А почему я на берегу
Много она тогда мне наговорила.
Подумал и решил: пусть остается.
Павел Иванович Колшенский, бывший капитан катера «Тринадцатый» и парохода «Громобой», активный участник обороны Царицына и Сталинградской битвы. Снимок сделан в 1943 году.
Ровно в шестнадцать мы уже были у причала на правом берегу. Грузились не долго и сразу же пошли на Астрахань.
Навстречу идут караваны, груз их закрыт брезентом, как и наш: не соль, не донецкий уголь или кубанскую пшеницу везут пароходы. Набережная, пристани тоже стали другими. То, бывало, здесь пассажиров и гуляющей публики полно, а сейчас то и дело снуют озабоченные люди. Не слышно ни песен, ни смеха. Волга вроде как притихла, насторожилась.
Сталинград миновали благополучно. Притихший было перед опасностью экипаж повеселел, матросы стали разговаривать громче, послышались шутки.
Солнце шло к закату. Показались Громки. Вот так, думалось, спокойно и до места дойдем, зря тревожились. И тут-то мы услышали прерывистый, нарастающий гул. На берегу ударили зенитки. Теперь уже все поняли: где-то рядом, может, прямо на нас, летит фашистский стервятник. Команда сразу притихла — искали в небе самолет.
«Может быть, мимо пройдет, не заметит», — думал каждый из нас.
Но четырехмоторный бомбардировщик показался, лег на правое крыло и развернулся в нашу сторону.
«Засек, сволочь», — подумал я.
Признаюсь, по телу прошел озноб, а ноги почему-то не мог оторвать от палубы — приросли, что ли? Но руки крепче сжали штурвал, будто в шторм волной грозило судно перевернуть. Подал команду, но в это время катер здорово тряхнуло. Штурвал вырвало из рук, и я сильно ударился о стенку рубки — в глазах помутилось.
«Груз! Не случилась ли беда?»
Я приказал немедленно осмотреть судно и груз. Люди забегали по палубе.
— Все в порядке, Павел Иванович, — как-то весело, я бы сказал, даже игриво доложила Маруся. — Только вот окна побиты. Кто платить будет, Павел Иванович?
— Ничего, придет время, за все заплатят… И в шутку спросил: — А ты, небось, испугалась, а?
— Еще бы, вон какой чертило — живьем слопать готов.
На палубе послышался смех: люди были рады — прошли первое боевое крещение. Но тревога у каждого осталась: самолет еще может вернуться не раз. Посоветовались и решили подойти к
Команда быстро маскировала судно. Не успели мы присесть отдохнуть, как опять послышался гул самолета. Пришлось уйти в безопасное место и ждать — тут уж ничего не поделаешь.
Неподалеку от нашего катера стояла замаскированная баржа с горючим.
«Неважное соседство выбрали, — подумал я, — слишком накладно будет, если враг одной бомбой станет по два судна топить». Но менять место стоянки было уже поздно: бомбы начали рваться одна за другой — фашистским летчикам, видно, удалось обнаружить наши суда.
Матрос парохода «Громобой» комсомолец Б. К. Сафонов. За образцовую работу на сталинградских переправах награжден медалью «За боевые заслуги».
Всю ночь не спала команда — самолеты так и летали над Волгой. Только к рассвету все затихло. Мы радовались — наш катер остался целым! Правда, воздушной волной его почти выбросило на берег, а уцелевшие от первого налета стекла выбило вместе с рамами, но путь можно было продолжать. Пришлось долго возиться, чтобы оторваться от берега. Но солнце еще не поднялось, а мы уже плыли на юг.
Днем шли спокойно, а перед вечером на одной из пристаней нас предупредили: дальше могут быть мины — не зря тут фашистские стервятники кружились.
Над Волгой сгущались сумерки, а скоро стало совсем темно. Ночью легко напороться на мину, но надо было спешить. И мы решили не останавливаться.
— Скоро Никольское, плес я здесь хорошо знаю. Вы бы пошли отдыхать, Павел Иванович, — говорит мне рулевой. Но оставить пост я не решился. Признаться, предостерегающей мне показалась тишина.
Тревожное предчувствие не обмануло. Вскоре с правого берега послышался уже знакомый прерывистый гул.
— Темно, не заметит, — подумал я и не изменил курса катера.
Самолет шел вдоль Волги, пролетел над нами, потом развернулся, пролетел еще раз, и ночную темь разрезали длинные светящиеся нити трассирующих пуль. Хвосты нитей гасли в воде за кормой катера. Потом они огненным градом застучали по палубе и обшивке катера. Самолет сделал еще один заход, и вдруг прямо над головой повисла осветительная ракета. Хищник спустился ниже и носился над нами, поливая свинцовым дождем.
— Полный вперед! Самый полный! — крикнул я механику.
Катер задрожал и прибавил ходу. А я рулем начал бросать его из стороны в сторону.
Наконец фашист пустил последнюю очередь и улетел.
В Астрахань пришли утром. Пока шла разгрузка, осмотрели катер. Были побиты все стекла, изрешечена пулями палубная надстройка. Катер был похож на крепость, которая перенесла осаду. Но наша «крепость» не могла отвечать врагу огнем. Маленькая команда обладала только упорством, мужеством и большим желанием выполнить задание. Победили мы.